Моё бесконечное падение

Невеличка Ася

— Я отказался.

— Что? — я не расслышала и не поняла его внезапно глухой голос.

— Я отказался от управления компанией. Официально, с заверением у нотариуса. Теперь, как ты понимаешь, я даже имея доверенность, не смогу управлять активами.

— А если доверенность будет на Кира? — я сболтнула раньше, чем успела подумать, что своими словами снова запущу гонку на выживание.

Отчим прищурился, внимательно изучая моё лицо, а на нем наверняка уже отразился испуг и сожаление за длинный язык. Но он кивнул, соглашаясь, а потом добил меня

фразой:

— Только не торопись. Пусть всё успокоится, и Андрей потеряет бдительность. Да и вам с Киром нужно ближе узнать друг друга, прежде чем бросать его в жернова.

Тут я не могла не согласиться. Спешить точно не хотела и не могла, я уже предусмотрела этот ход событий, передавая доверенности бабе Гале. Вот только не думала, что Сергей ради моей безопасности откажется от гонки за наследством.

— Спасибо, — тихо проговорила я, как в столовую вихрем влетела мачеха, с порога начиная орать на мужа.

Теперь мне стало понятно ее раздражение на Бражникова, ее злость и неприкрытое хамство. Я знала, что у Сергея есть свой бизнес, еще ранее разделенный друзьями на троих, но по меркам Мари его вряд ли хватило бы на покрытие её запросов.

И все равно, несмотря на обещание отчима, в колледж я поехала с Кириллом, крепко держа его за руку и не отпуская от себя ни на минуту. Он смеялся, подтрунивал, а еще нежно обнимал и периодически касался губами то щеки, то виска, то века. А когда мы оставались одни, без лишних свидетелей, поднимал мое лицо пальцем за подбородок и с жадностью целовал в губы, погружая меня в томительное ожидание более откровенных ласк.

Я ждала близости с ним. Она действительно нас делала еще ближе, еще понятнее. Все его выпады, эмоции становились очевидными, обнаженными. Тогда с нас спадала не только одежда, но и внутренняя защита. Мы оставались без брони, уязвимыми, открытыми, доверяя друг другу самое сокровенное, что в нас было — свою хрупкую душу.

Он отдавался мне полностью, так же как и я ему. И в эти моменты никто из нас не ждал предательского удара. А я, отдаваясь ему, знала, что мой удар он выдержит, но ответить уже не сможет…

Из-за Кира я задержалась. Мне не хотелось провоцировать Мари, чтобы вытянуть из нее причины смерти папы, не хотелось портить мое маленькое счастье с Киром, когда мы закрывались с ним на чердаке и не спускались до самого утра, разве что тайком пробираясь среди ночи на кухню, чтобы стащить еды и снова, тихо хихикая, закрыться на чердаке.

Не смогла поговорить с Сергеем о его отношении к моей маме. Или может узнать о влюбленности в нее Андрея. Отчиму вдруг стало хуже и он почти перестал выходить из спальни. Врач пожимал плечами, выписывая направления на анализы и на обследование, но Сергей отмахивался, уверяя, что дня через три всё пройдет.

Но однажды я встала очень рано. Не помню даже, что меня разбудило. Захотелось пить, а вода в бутылке, которую мы с Киром взяли с собой на чердак, опустела. Я осторожно поцеловала его в плечо, чтобы не разбудить, и спустилась на кухню.

У раскрытого шкафчика стояла

мачеха и что-то капала в кружку отчима. Я не могла не узнать его кружку, потому что он каждое утро пил из нее кофе.

При моем появлении Мари дёрнулась и пролила несколько капелек.

— Что… Что ты тут делаешь?

— Что это? — перебила я ее вопрос.

— Кофе. Сережа всегда пьет кофе по утрам.

— А это?

Мари проследила за моим взглядом и посмотрела на флакончик с вязкой жидкостью. Поспешно закупорила его и сунула в карман.

— Лекарство. По рецепту врача, — она выплюнула в меня эти слова, подхватила кружку и толкнув меня плечом, ушла наверх, к отчиму.

А во мне вновь закопошились старые подозрения. Я помнила похожий флакончик, из которого Мари лечила моего папу… И я не помнила, чтобы в аптеках продавали лекарства в таких вот флаконах.

Я подошла к тому месту, где стояла мачеха, поискала удобную ёмкость и аккуратно соскребла чистым ножом пророненные Мари капли из того флакона.

Может я параноик и подло подозреваю мачеху в убийстве, но я хочу знать!

Чуть позже я проводила Кирилла в колледж, не в состоянии сдержать счастливую улыбку и давая обещание дождаться его возвращения. Дождалась, когда Мари уедет по магазинам. И только тогда осторожно постучала в спальню отчима.

На его короткое «да», толкнула дверь и тут же застыла, не в состоянии отмахнуться от галлюцинации, что я снова у кровати умирающего отца, снова буду уговаривать его съесть хотя бы ложечку супа или выпить глоток чая. Снова буду молить бога, чтобы папа выздоровел…

— Что-то случилось?

То ли под влиянием воспоминаний, то ли из-за особой внимательности, я присмотрелась к Сергею, узнавая в его осунувшемся виде, в тухнувшем взгляде, в слабости и мелкой дрожи от озноба, болезнь отца.

Прикрыла плотнее дверь и подошла к кровати. Ему действительно становилось только хуже. Испарина покрывала лоб, а когда я дотронулась до руки, почувствовала её горячесть.

— У вас температура. Сейчас я принесу воды и компресс.

Не стала слушать Сергея, привычно доставая из шкафа полотенца, готовя раствор для снятия жара, заваривая травяной чай с лимоном, всё как когда-то делала отцу. А сердце постоянно сжималось. Тогда я не могла предупредить смерть папы, но может сейчас получится? Может отца Кира я спасу?

Сергей еще не впадал в полубессознательное состояние от лихорадки, он молча наблюдал за моими приготовлениями и с благодарностью принял помощь. Тихо застонал, когда я протерла ему лицо влажной салфеткой и положила компресс на лоб.

Я сидела рядом и привычно проверяла, когда полотенце нагревалось, убирала со лба, опускала в холодный раствор, отжимала и снова пристраивала на лоб.

Лихорадочный румянец спадал и минут через пятнадцать Сергей уснул. Я в очередной раз сменила компресс и успела сбегать на кухню перекусить, по пути давая нанятой экономке указания, какие овощи и фрукты купить, а главное, что сварить отдельным меню для отчима.