Мое ходячее несчастье
Шрифт:
Она хотела сказать, что с ней все отлично, но вместо этого выдала какой-то нечленораздельный набор звуков.
— Ей не помешает хотя бы частично избавиться от того, что она в себя влила. Иди помоги ей, Трэв.
— Господи, Шеп, оставь ее в покое! Все с ней в порядке! — раздраженно сказала Америка.
Шепли нахмурился:
— Такие номера плохо заканчиваются! Я просто хочу, чтобы она избежала тяжелых последствий.
— Эбби, ты как? — спросила Мерик.
Голубка вымученно улыбнулась. Вид у нее был полусонный. Мерик
— Ее организм сам со всем справится. Это ведь у нее уже не первое родео. Успокойся.
Но Шеп продолжал возмущаться:
— Просто уму непостижимо! Трэвис!
— Голубка? — сказал я, дотрагиваясь щекой до ее лба. — Может, от греха подальше сунешь два пальца в рот?
— Нет! Хочу танцевать! — сказала она и обняла меня крепче.
Я поглядел на Шепли, пожав плечами:
— Видишь, она вроде пока на ногах, даже плясать собралась…
Шепли сердито фыркнул и затерялся среди гостей. Америка поплелась за ним, выразительно прищелкнув языком и закатив глаза.
Эбби прижалась ко мне. Музыка была быстрая, но мы двигались как под медленную. Гости прыгали вокруг нас и махали руками. Вместе с нами танцевали зеленые, голубые и сиреневые огоньки, скакавшие по стенам и полу. Когда отсветы ложились Голубке на лицо, мне приходилось собираться с силами, чтобы не поддаться действию алкогольных паров и не поцеловать ее.
Через пару часов веселье пошло на убыль, но мы с Эбби продолжали танцевать. После того как я скормил ей несколько крекеров с сыром, она слегка протрезвела и даже попыталась попрыгать с Америкой под какую-то дурацкую попсовую песенку. А так ее запястья почти все время были скрещены у меня на шее.
Многие из гостей уже разъехались, кто-то вырубился. Стало тише, и я заметил, что Мерик с Шепом, оказывается, не переставали бодаться.
— Я уезжаю. Ты со мной? — спросил Шепли, устремляясь к двери.
— Я еще не готова, — пробормотала Америка, взглянув на него из-под полуопущенных век.
— По-моему, мы уже достаточно повеселились. Пора домой, — сказал я и шагнул к выходу, но Эбби не пошевелилась.
Она позеленела и уставилась в пол.
— Тошнит?
Голубка посмотрела на меня, с трудом приоткрыв глаза:
— Вроде того…
Она несколько раз качнулась, явно собираясь упасть. Я сгреб ее в охапку.
— А ты, Трэвис Мэддокс, очень даже ничего, когда не ведешь себя как кобель… — Эбби расплылась в пьяной улыбке.
— Э-э-э… спасибо, — сказал я, перехватывая ее поудобнее.
Голубка приложила ладонь к моей щеке:
— Знаешь что, мистер Мэддокс?
— Что, детка?
Она вдруг посерьезнела:
— В другой жизни я бы тебя полюбила.
С секунду я молчал, глядя в ее помутневшие глаза. Эбби была пьяная, но мне очень захотелось поверить, будто она и трезвая думала то, что сейчас сказала.
— А я бы и в этой тебя полюбил.
Голубка нагнула шею и прижалась губами к уголку моего рта. Пыталась
Ни слова не говоря, я отнес Эбби к машине. Америка стояла возле «чарджера», скрестив руки. Шепли указал на Голубку:
— Полюбуйся! Это твоя подруга, а ты позволяешь ей так измываться над ее организмом! Ты даже подталкиваешь к этому!
Америка ткнула пальцем себе в грудь:
— В отличие от тебя, Шеп, я ее знаю! При мне она еще и не такое вытворяла за деньги!
Я насторожился.
— В смысле, за деньги она еще не столько может выпить, — поправилась Мерик. — Вы же меня поняли!
— Ты сейчас сама себя слышишь?! — вскрикнул Шепли. — Приехала вместе с Эбби из Канзаса, чтобы оберегать ее. А теперь посмотри: она так накачалась алкоголем, что валяется без сознания! И тебя это устраивает?
Америка прищурилась:
— Ой, спасибо, что прочитал мне мораль! Сам-то ты кто, мистер Непогрешимость? Первокурсник, который к своим восемнадцати годам перетрахал миллиард «правильных» девиц? — Произнося слово «правильных», она нарисовала в воздухе кавычки.
У Шепли отвисла челюсть: ему было не смешно.
— Полезай в машину! Ты напилась до безобразия!
Америка расхохоталась:
— Ты еще не видел меня безобразной, маменькин сынок!
— А я-то думал, у нас действительно близкие отношения!
— У меня с моей задницей тоже близкие отношения, так что же мне теперь — звонить ей по два раза на дню?
— Ты сука!
Америка побелела:
— Отвези… меня… домой!
— С удовольствием! Если ты когда-нибудь залезешь в эту долбаную машину! — Шепли под конец фразы сорвался на истошный крик.
Его лицо побагровело, жилы на шее надулись. Америка села на заднее сиденье, оставив дверцу открытой, и помогла мне положить Эбби рядом. Сам я сел вперед.
За то недолгое время, пока мы ехали домой, никто не проронил ни звука. Как только Шеп зарулил на стоянку и перевел рычаг в позицию «парковка», я вылез и отодвинул переднее сиденье. Голова Эбби лежала на плече у Америки, волосы закрывали лицо. Я наклонился вперед и осторожно взял Голубку на руки. Мерик быстро вышла и, достав из сумочки ключи, направилась прямиком к своей машине.
— Мерик! — окликнул ее Шепли.
Судя по тому, как дрогнул его голос, бедняга уже поостыл и начал жалеть о случившемся. Америка уселась за руль, захлопнув дверцу у Шепа перед носом, и дала задний ход. Голубка висела у меня на плече головой вниз.
— Она ведь вернется за Эбби, правда? — спросил Шепли, с тоской глядя вслед своей пассии.
Голубка замычала и пошевелилась. Раздался ужасающий полурык-полустон, обычно предшествующий рвоте, а потом последовал звук выплескиваемой жидкости. Я замер, почувствовав, что джинсы у меня на икрах стали мокрыми.