Мое открытие музея

Светов Феликс

– Еще несколько дней, вас, кстати, там кто-то ждет из родственников.

– А в чем задержка?
– мне даже жарко стало от радости, а тут и солнце рвануло в окно.
– Или у вас конвой раз в десять дней?
– настаиваю я, все понять хочу, когда и как они меня отправят...

– А мы вас самолетом - "ЯК-40" годится?

– Я из Барнаула на нем прилетел. В наручниках.

– По режиму положено: самолетом - только в наручниках. Но ведь лучше, чем в вагонзаке триста километров по горным дорогам?

– Да мне все

равно, - говорю, - мне бы до места, тем более, говорите, там кто-то ждет.

– Еще несколько дней, - говорит, - тут, понимаете, один момент...

– Что еще?
– спрашиваю.

– Вы где в Москве жили?

– На Пушкинской площади, в центре.

– Да, хорошее место, бывал в Москве, полгода жил на переподготовке. Здесь у нас, как говорится, дома пониже и асфальт пожиже. С жильем сложности, не то что в Москве.

– Там тоже непросто, - говорю.

– У нас, - говорит, - вообще нет жилья. Вы где думаете жить?

– А я не думал, - говорю, - сниму что-нибудь, мне подошлют деньги.

– Нет, - говорит, - вам снимать по режиму не положено, мы вам сами должны предоставить, а у нас нет.

– Что ж, в тюрьме оставаться? У меня, правда, если по режиму, день тюрьмы идет за три - посижу, быстрей выйду.

– За два, - говорит.

– Сколько ж мне тут еще досиживать?..
– такая тоска меня взяла...
– Я читал приговор, знаю: когда на ссылку, день тюрьмы, этапа засчитывается за три дня, так что если подсчитать...

– Нет, - говорит, - в тюрьме вас держать тоже не положено.

– Какой же выход?
– я снова перестал хоть что-то понимать.

– Есть выход, - говорит.
– Если вы напишете письмо председателю облисполкома, попросите у него жилье, а мы, со своей стороны, вашу просьбу поддержим, думаю, он прислушается.

– По моему заявлению, так просто?

– С нашей поддержкой, - уточнил он.

– Давайте бумагу, конечно, напишу. В Москве годами ждут, чего-чего не пишут... А мне что писать?

– Председателю исполкома областного совета, от такого-то... Написали?.. Прошу выделить квартиру...

– Как - квартиру?
– спрашиваю.
– Мне и комнаты достаточно, квартиру я до конца срока буду ждать.

– Нет, - говорит, - квартиру. Что ж вы один будете жить - может, к вам кто приедет?

– И он даст мне квартиру?
– у меня даже в голове зазвенело.

– Само собой, - говорит, - у нас, правда, квартиры не как в Москве, похуже, но жить можно... Итак, пишите. Прошу выделить мне квартиру на время отбытия наказания... Написали?.. Дальше. Обязуюсь, во время отбывания наказания в виде ссылки, не нарушать закона и не совершать противоправных действий...

Я положил ручку.

– Как... "обязуюсь"?

– Вы же не собираетесь совершать противоправные действия?

– Не собираюсь, - говорю, - я их никогда и не совершал, вы же знаете, мое дело у вас, я и на суде не признал себя виновным, я никогда...

– При чем тут суд, - говорит, -

это совсем другое, формальность. Вам надо где-то жить, а жилья у нас нет, а чтоб его выделили, нужно наше ходатайство, а чтоб было ходатайство, я должен быть спокойным, не кто-то там, а я несу ответственность за все, что у нас происходит, и за вас в том числе. Ну, по своей линии, разумеется.

– Но это же юридический абсурд, - говорю я, - у меня приговор: пять лет ссылки, виновным я себя не признал - какие еще обязательства? Я никогда не нарушал закона, а формула, которую вы мне предлагаете, косвенно утверждает: не буду нарушать закон, значит, когда-то нарушал...

– Ну что мы с вами торгуемся, - говорит он, - пусть и юридический абсурд, а мне надо быть спокойным и уверенным. У нас бюрократия, а для вас пустая формальность, зачем вы на ней настаиваете и сами крючкотворствуете?

– У меня день идет за три, - говорю, - даже если бы и за два, могу подождать, пока...

– Что "пока", - говорит, - у нас медленно строят.

– Я год сидел в тюрьме и не участвовал в следствии, - говорю, - не отвечал на вопросы, не признал себя виновным, я никогда не нарушал закон, это вы его нарушили, когда меня посадили, а теперь я должен написать...

– Вот и хорошо, - говорит он, закуривает, - не нарушали и не будете нарушать, а зачем вам сейчас сидеть в тюрьме, хоть и день за два - я ж сказал, вас ждут...

А ведь верно, думаю, а не пошли бы вы все со своими софизмами, я-то знаю кто меня ждет, а у него отпуск кончается, дни считает... Не могу я больше в тюрьме!

– Что писать?
– спрашиваю.

У него глаза блеснули.

– Пишите. Обязуюсь во время отбытия наказания в виде ссылки не нарушать закона... Написали? Подпись и число.

Он тянет у меня из рук бумагу, читает, складывает, что-то отрезает от нее и прячет в стол.

– Вот и хорошо, - и голос другой, веселый...

Вот когда я испугался по-настоящему - когда услышал его веселый голос: первый раз меня так употребили, за десять минут сделал из меня дурака, вся моя тюрьма, двенадцать месяцев следствия, восемь пересылок - все ухнуло в... Да что б он со мной сделал - у меня, и верно, по приговору день этапа идет за три, а в тюрьме держать меня не положено...

– Возьмите сигареты, - говорит, - я знаю, у вас и в камере нет...

Он встает: здоровенный мужик, такому на медведя ходить, доволен, профессионально употребил, ничего не скажешь.

Вызывает конвойного.

– Дня через два, - говорит, - мы вас отправим.

Конвойный спустил меня по лестнице, остановил.

– Стой здесь, сейчас за тобой придут.

Я стою у окна, бессмысленно гляжу во двор - напротив тюрьма.

И вот тут - я очень четко это помню: первый раз в жизни прошла сквозь меня та мысль, и я даже не испугался - она была жесткой и точной, не пустые слова. Я повторил ее вслух: "А ведь так кончают самоубийством...".