Мое открытие музея
Шрифт:
– Кстати, - сказала дама в алом платье, сейчас она говорила со мной как с давним знакомцем, - вы нам должны помочь. Можете прямо сейчас позвонить Солженицыну?.. Или на худой конец - Наталье Дмитриевне?
– Зачем?
– удивился я.
– Мы готовим выставку - "Когда русская проза пошла в лагеря".
– Пошла и не вернулась, - подхватил малый, - он один только и вернулся, но с нами явно не хочет иметь дела.
– Тогда он едва ли и меня услышит, - сказал я.
– Так вам чай или кофе?
–
– Спасибо, - сказал я, - не буду мешать. Позвоните Войновичу, он легко откликается на такие темы.
– Между прочим, если подумать... А ведь очень неплохая мысль?
– сказала дама в алом платье.
– Подумайте! В конце концов какая разница, куда она пошла, проза, я имею в виду - на восток или на запад?
– Никакой, - сказал малый, - не говоря уже о том, что земля круглая, и Солженицын, кстати, это и доказал - его отправили на запад, а он вернулся с востока. К тому же запад привлекательней: там много денег и они более зеленые...
– малый засмеялся собственному остроумию.
– Шутка, - продолжил он, - наш гость, кстати, дело говорит. Подумайте сами: лагерная тема всем давно надоела, обрыдла, а если мы начнем нашу экспозицию, скажем, с "Метрополя", в котором Войновича, в свое время, отравили, а потом он въедет в музей на белой лошади - помните его картину? А дальше представим уже не "Метрополь", а "Метрo'поль" - Ерофеева и Попова...
– Очень современно, - сказала лохматая, - и Аксенов, и Гладилин, и Алешковский, и Горенштейн с Мамлеевым, и Коржавин с этим самым, как его, позабыла... Вот это набор! Верно, всем надоели вышки, вертухаи и прочая якобы экзотика. Хватит. А тут весело и оригинально.
– Современное шоу, а наш дизайнер тут такое накрутит!
– радовался малый. Представьте, посреди нашего большого зала - огромный глобус, вращается с востока на запад и с запада на восток, на нем портреты героев, а он весь опутан - да не колючей проволокой, верно, скучно!
– авиалиниями, автотрассами, а по ним перемещается современная проза: червяки совокупляются с жуками, мужики с мужиками, а бабы...
– А как же название выставки, - прервала его дама в алом платье, - нам его уже утвердили - "Когда русская проза пошла...".
– Там тоже свои лагеря, - жестко сказала лохматая, - хлеб чужой горек, а они себя сохранили и нас спасли... Нет, это замечательная мысль, если мы ее разработаем и наш дизайнер включится - вы представляете, какой будет лом на вернисаже!
Про меня они явно забыли.
– Простите, что мешаю, - напомнил я о себе, - мне было очень интересно, никогда не случалось бывать за кулисами музея.
– Вы же не к нам пришли, - облизнула яркие губы дама в алом платье, - и не за кулисы вы стремились. Для вас личное выше общественного. Я сразу вас раскусила.
– Перестань, - сказал малый, -
– Вы делаете страшную ошибку, - сказала дама в алом платье и посмотрела на меня с сожалением, - может быть, самую роковую в своей жизни.
– Мне все равно, - сказал я, - я ее уже сделал - эту ошибку.
– Я вас предупредила, - сказала дама в алом платье и снова на кого-то обиделась.
– Вот, кстати, к нашему разговору о свободе и к чему она ведет.
– То не свобода, а своеволие, - уточнил малый.
– Может быть, - упрямо сказала дама в алом платье, - но у меня совесть будет чистой - предупредила.
– Еще раз спасибо, - сказал я, - разрабатывайте идею. Вы мне тоже помогли, в смысле, так сказать, методологии. У меня, видите ли, свой собственный музей, и я хотел бы понять...
– Тогда в подвал, - сказал малый, - там вам быстро объяснят.
Я повернулся, в темноте нащупал перила и стал спускаться. Наверху молчали. Я уже был на последней ступеньке, когда услышал голос Кирилла. Потом все они громко засмеялись, кто-то даже взвизгнул. Наверно, дама в алом платье с дымящейся сигаретой.
Я повернул направо, коридорчик - здесь, видно, и начнется новая экспозиция: белая лошадь, жуки с червяками, вращающийся глобус с портретами...
Лестница вела в подвал, все здесь было завалено ящиками, досками, старыми коробками, банками из-под краски - ремонт...
И тут я услышал ее голос: свежий, чистый, звонкий... "Господи, да ведь я люблю ее!" - подумал я.
"Понимаете, я так обрадовалась, то самое, настоящее, ради чего можно ото всего отказаться, а потому, если мне не помешают, если не станут вязаться, если...".
Я шагнул в открытую дверь: окно под самым потолком, темновато, комнатушка завалена холстами, подрамниками, пахнет клеем...
– Как ты меня нашел?!.
– она встала, волосы вспыхнули светлым облаком, глаз я не видел, но знал, знал, какие у нее сейчас глаза.
– У меня интуиция, ты подаешь сигналы, а я на них...
– Ура - пришел!.. Познакомьтесь, Дмитрий Михалыч, это...
– Да знает он меня...
Где-то я его, и правда, видел: клочкастая борода, носатый, рваный свитер...
– Не узнаешь?
– Конечно, - сказал я, - только не сообразить...
– А ведь всего двадцать лет прошло. Или двадцать пять?.. Помнишь у... Умер он, тот, у которого. Ты пришел тогда с... И этот умер. Все померли, что ли?
– Все, - сказал я, - только мы с тобой задержались.