Моё пламя
Шрифт:
Каждый день с замиранием сердца, сидя у окна в своей комнате я ждал свою маму.
И когда улавливал знакомый звук и видел подъезжающий к особняку красный автомобиль, быстро сбегал вниз и, кое-как накинув на бегу куртку и шарф, несся к женщине, которая была для меня важнее всего на свете.
Обхватывал её талию, прижимаясь к теплому материнскому телу со всей возможной любовью и ощущал, как родные руки с такой же отдачей обнимают в ответ.
Она опускалась на корточки: целовала мои щеки, нос и лоб своими слегка прохладными губами, а затем мы вместе падали в сугроб, звонко, искренне смеялись и смотрели на
Мы делали снежных ангелов, рассказывали друг другу, как прошел наш день, мечтали изменить мир, а затем несколько минут просто молчали. Именно эти моменты были так невероятно бесценны, именно их я так бережно хранил в своём сердце, и именно благодаря им чувствовал, что обязательно сумею сделать мечты явью.
Чувствовал.
Раньше я любил, когда снег укрывал всё вокруг, но теперь мне хотелось кричать, чтобы он остановился, чтобы прекратил падать и оставил нас в покое. Чтобы перестал отдалять нас друг от друга с каждой секундой всё сильнее.
Моя мама… моя любимая мама теперь лежала там, в холодной и мокрой земле, её глаза были закрыты, а сердце не билось. «Она ушла в лучший мир»– такими словами отец объяснил мне, почему моя мама больше никогда не сможет меня обнять.
Почему больше никогда не прижмет к своей груди, не поцелует в лоб и не скажет, как сильно любит. После этого всё изменилось.
В одно мгновение красота зимней поры, её проказы и развлечения стали казаться маленькому восьмилетнему ребенку обыкновенной иллюзией. Выдумкой. Жестокой и мучительной. От неё в груди теперь долго и невыносимо жгло. Так невыносимо, что хотелось заставить и своё сердце больше никогда не биться.
Тогда, в тот самый день, я впервые узнал, как выглядит боль.
Моя пятилетняя сестренка тихо, чтобы не нарушить покой вокруг, плакала на руках у экономки, - она ещё хуже меня понимала, куда и почему уходит наша мама, но чувствовала, что больше никогда её не увидит. Никогда не ощутит её тепла, не услышит убаюкивающего голоса. Её всхлипы стали громче, и, не выдержав, она резко уткнулась носом в шерстяное пальто. Ласковые руки обняли девочку и сильнее прижали к себе.
Отец стоял впереди всех, около самой могилы и, слушая, как священник читал молитвенник, опустив голову, наблюдал за хлопьями снега, укрывающими слой сырой земли. Этот мужчина не плакал. Ни разу с той минуты. И он так же не проронил ни единой слезинки сейчас. Здесь. Его глаза были пустыми, ничего не выражающими, но спокойными. Такими спокойными, словно совершенно ничего не произошло. Словно это была просто очередная трудность в его жизни, которую он может решить и решит с помощью денег и власти.
Почувствовав внезапный прилив злости, я напряг скулы. Сердце готово было вот-вот разорваться от мучительного огня внутри, а ноги - понести меня вперед.
Я хотел бить этого человека в грудь. Бить до тех пор, пока он не заплачет. Пока не докажет, что чувствует хоть что-то. Пока не докажет, что в этом нет его вины.
Пальцы уже начали сжиматься в кулак, но маленькая и теплая ладонь, внезапно скользнувшая в мою холодную и слегка дрожащую, заставила боль внутри притупиться. Гнев исчез, не оставив после себя и следа. Словно его и вовсе не существовало.
Медленно повернув голову, столкнулся
Эти глаза усмирили Его. Приручили. Но лишь на время. Потому что, однажды ощутив терпкий вкус свободы, Тьма ни за что не остановится, пока не завладеет всем: и душой, и телом, и сердцем, и мыслями. Пока не погубит и не растопчет всё, что несет жизнь и любовь.
Пока не отнимет самое дорогое.
Пока окончательно не уничтожит свет.
Наши дни
Подавил непрошенные воспоминания ещё одним мощным ударом топора.
На этот раз он стал последним - «великан» накренился, а затем с шумом рухнул на землю. Очередное срубленное дерево. Очередной день, так похожий на все остальные.
Очередные мысли, словно водоворот, раз от раза пытающиеся затянуть меня обратно в прошлое, из которого я так долго выбирался. Но так и не понял… выбрался ли?
До боли знакомые руки подняли перед лицом ёмкость с водой. Я ненадолго задержал взгляд на женщине, которая занимала в сердце такое особенное место, а затем подвинулся ближе и сделал несколько больших глотков. Меня так долго мучила жажда, что, дорвавшись, наконец, до воды, я практически целиком осушил кувшин.
– Ты совсем не отдыхаешь, - обеспокоенно сказала Алита, опуская руки вниз.
– Не устал, - выговорил, вновь принимаясь за дело.
– Ты перестал спать, - на мгновение замер, но ничего не ответил.
– Долгие месяцы ты работаешь так много, как не работает ни один житель племени. Словно пытаешься извести себя…
– Ураган разрушил почти две трети поселения. И теперь я пытаюсь исправить это.
– И из-за этого же кричишь по ночам?
Ноги сами приросли к земле. Виски болезненно заныли, пытаясь снова вбросить меня в тот день. К ней. К той, мысли о которой всё это время не покидали меня ни на мгновение. И которая виделась мне каждый раз, стоило лишь закрыть глаза.
– Скажи своей матери, - теплая рука Алиты нежно легла на плечо, - что причиняет тебе такую боль? Что заставляет так сильно страдать?
– молчал, поэтому она продолжала.
– Ты снова от чего-то бежишь? Делаешь то же, что и двадцать лет назад?
– Со мной всё в порядке, ты зря переживаешь… - начал было, но её рука, развернувшая моё лицо, заставила запнуться.
– Ты никогда не мог солгать мне, - твердо, но со всей любовью сказала Алита, - ещё мальчишкой, эти небесные глаза всегда выдавали тебя. И даже спустя годы это не изменилось.
Молча смотрел, представляя ей возможность увидеть всё то, что было ей так необходимо, а затем накрыл ладонью её руку, бережно снял её со своей щеки и ласково коснулся губами. Я не мог не заметить боли в дорогих глазах, но знал, что не могу её заглушить. Просто не имею для этого сил.