Мое побережье
Шрифт:
Июль за окном. Его косые в силу привычки взгляды, бесконечные вопросы: «почему бы тебе не носить майки постоянно?», «почему ты так редко надеваешь шорты?». Обыденные для него и страшно неловкие для меня.
Я любила это кафе — здесь делали самые невероятные молочные коктейли. Но, едва Тони «сбросил» вызов и, отправив в рот половину пончика, бубнящим тоном сообщил: «Хэппи соскочил», мне захотелось как можно скорей оказаться дома. Потому что все, что было хорошо для Тони, как правило, редко заканчивалось чем-то хорошим для других.
Мы просидели за столиком
Если честно, гулять с Тони — не всегда веселое занятие, что бы там ни выдумывали себе легкомысленные барышни с напудренными носами. Нет, когда он хотел произвести на девушек впечатление, можно было смело вспоминать все раннее знакомые сказки о прекрасных принцах и недрогнувшей рукой отправлять книжные экземпляры в мусорное ведро, но я к их числу не относилась. Чем меня потрясать? Я знаю всю его подноготную и терплю отчасти потому, что это вошло в привычку. Я не длинноногая красотка в юбке под ягодицы и буйными кудрями на голове.
Я просто Джинни. Пеппер, как ему угодно.
Мы оба ценили нашу дружбу и негласную «черту» взаимоотношений никогда не пересекали. Тони не было смысла строить из себя мачо и первого парня Соединенных Штатов. Он мог себе позволить быть собой, рассуждая вслух о какой-нибудь физике, не нуждаясь в собеседнике как таковом — хватало и маленького факта, что кто-то плетется рядом, пиная носками тряпичных гибридов балеток и кед камушки. К тому же, пуститься с головой в безумные авантюры он не мог по неотдаленной причине — мешало мое «правильное» нет.
Мы рассекали узкие тротуары, точно специально предназначенные для двоих человек. Он делился мыслями о грядущем отлете через три дня. Я кивала.
А потом он обернулся через плечо с коротким «хэй», будто извилина, отвечающая за веселье, неожиданно шевельнулась в его голове, и предложил сделать фото на память. Само собой, отмахиваясь от моих возражений, как от назойливых мух.
Первый кадр я видела единственный раз в жизни — с его рук, на дисплее дорогого телефона. Мы стояли на фоне несуразного куста, прямо там, где его и озарило. Тони приобнимал меня за плечо. Моей руки видно не было — она неловко пряталась за его спиной, не попадая в объектив.
Мне следовало догадаться по пляшущим в глазах чертям, что мысли его не имеют никаких положительных намерений. Я наивно проигнорировала тщательно скрываемую улыбку и подрагивающие уголки губ. До безобразия беспечно! Он с последней степенью задора сжал плечо сильнее, словно вымеренным жестом вынудил сократить
Он смеялся. «Тони!» — голова запрокидывалась назад, выпирающий кадык подставлялся солнцу. Глаза были прикрыты. Сильнее всего привлекала внимание белая полоска зубов. «Никогда так больше не делай», — он сдерживал улыбку и отвечал, что лучшее фото — внезапное фото.
Так снимок появился на полке. Тот первый он мне, конечно же, не дал распечатать.
Я невольно усмехнулась от всплывших воспоминаний и поспешила себя одернуть. Глупая робость захлестнула с головой. Хотелось уткнуться лицом в подушку и шикнуть на по-летнему яркие картинки, чтобы катились прочь, точно их никогда и не было.
Будильник на прикроватной тумбочке с изображением винтажных цветов по центру показывал приближение часа сборов в новый день.
Еще один одинаковый день.
***
Что собой представляет типичная старшая школа Соединенных Штатов Америки? Бежевые локеры, о которые нерадивые ученики, завалившие тест по математике, бьются головой, или о которые их бьют намеренно, в зависимости от того, как сильно ты насолил местным авторитетам. Широкие коридоры и ни с чем несравнимый шум на переменах, битком заполненная столовая и чувство стесненности от того, что ты среди них — неправильный лишний паззл. Стать анормальным дефектом в старшей школе не сложно. Достаточно просто не следовать стадному инстинкту.
Каждый день похож на прошедший; до января месяца все уроки повторяются от понедельника к пятнице, и лишь после него предметы меняются. Здорово, если ты любишь историю или литературу, и этих предметов у тебя в избытке. Что же до спортсменов — это многочасовые, опять-таки, ежедневные тренировки до пяти вечера в среднем. Не представляю, как у Тони хватало сил доводить себя до состояния изнурения на площадке, а затем, ближе к вечеру, уматывать навстречу вечеринкам. Моя оценка этого человека варьировалась от «гения» до «полнейшего психа».
Однако всеобщие уроки физкультуры никто не отменял, будь ты хоть высокоразвитым интеллигентом класса философии. А поскольку оной я более чем не являлась, то освободить меня от летающих мячей мог только внезапно начавшийся Апокалипсис.
Я никогда не умела играть в баскетбол.
Урок был в самом разгаре. Свистки тренера, беготня, короткие грубые оклики и жесткий стук мяча по паркету — как представишь, что этим мячом тебе прилетит по лицу, так дурно становится.
За изнуряющей «разминкой» следовала работа в парах. Здесь у нас имелись свои принципы. Чтобы никому не было обидно, мы во время подобных упражнений чередовались по дням: я и Тони, я и Хэппи, Тони и Хэппи. Справедливость в рамках трио. Думаю, это важно для друзей — уметь сохранять равноправие в отношениях, несмотря на то, что лидер всегда будет иметься, какую бы численность не имела компания.