Мое самодержавное правление
Шрифт:
Между тем списки эти делались все длиннее и длиннее, по мере хода войны. Рота капитана Смирнова таяла, как свечка, и он уже рассчитывал, что если война продлится еще столько же времени, то он вернется в Poccию с одним барабанщиком. Несмотря на то, при представлениях к наградам штабные писаря всегда забывали внести роту капитана Смирнова в список отличившихся.
Вступая в Венгрию, капитан ввел под своей командой ровно триста человек саперов, а привел обратно всего сто двенадцать. Две трети его роты усеяли своими костями венгерские равнины.
– Мне ничего не надо, – говорил он иногда своим офицерам. – Но мне обидно то, что за всю кампанию на нашу роту не дали даже одного Георгиевского креста. А ведь мы его крепко заслужили.
Года через три после Венгерской кампании капитан Смирнов должен был участвовать со своей ротой в Красносельском лагерном сборе. Рота его была, конечно, пополнена, но все герои, завершившие с ним поход, были налицо.
Капитан насыпал перед своей палаткой небольшой курган, обделал его дерном и наверху поставил небольшую бронзовую статуэтку, изображавшую какого-то испанца, со шпагой в руке. Эта статуэтка была единственным трофеем, вынесенным им из Венгерского похода.
Он очень дорожил ею, всегда держал в своем письменном столе, а тут почему-то вздумал поставить на видном месте, рискуя даже, что ее могут украсть. Когда его спрашивали, для чего он это сделал и что изображает этот курган, он отвечал, что это памятник его солдатам, погибшим в венгерской кампании.
Слух об этом игрушечном памятнике и об авторе его, разумеется, разошелся по лагерю, и в свободное время многие офицеры гвардейских полков заходили, во время прогулки, посмотреть на него, причем заговаривали с капитаном Смирновым, часто сидевшим на стуле у своей палатки с неизменной трубкой в руках. Так как в гвардейских полках служат многие наши аристократы, близкие ко двору, то не мудрено, что рассказ о чудаке капитане как-нибудь дошел до слуха императора.
Однажды вечером капитан сидел в своей палатки за самоваром, как заслышал крик дежурных: «Всем на линию!». Это значит, что лагерь обходит кто-нибудь из начальствующих лиц. Быстро одевшись в сюртук, капитан Смирнов вышел из палатки и начал осматривать сбежавшихся солдат.
– С которого фланга? – спросил он дежурного.
– С левого, ваше ск-родие.
Капитан взглянул по указанному направлению и легко узнал вдали внушительную фигуру императора Николая Павловича, который шел пешком, с небольшою свитой, но которая постепенно увеличивалась, по мере того как государь подвигался далее. Экипаж его следовал сзади.
– Государь идет! – сказал капитан своей роте. – Подтянитесь, ребята! Смотрите веселее! Выровняйтесь хорошенько. Глаза налево!
Государь между тем приближался. Он шел, почти не останавливаясь, здороваясь с выстроенными частями войск, и в скором времени приблизился к месту расположения роты капитана Смирнова.
– Здорово, ребята!
– Здравия желаем вашему императорскому величеству! – дружно ответили саперы.
Палатка капитана Смирнова приходилась как раз у правого
– Что это такое? – спросил он капитана, державшего руку под козырек.
– Это, ваше величество, памятник Венгерской кампании! – громко ответил капитан.
Государь сначала улыбнулся, но потом лицо его быстро приняло свое обычное серьезное выражение. Как наружность капитана, угрюмого, закаленного в боях воина, так и твердый, уверенный голос, которым он ответил, невольно обратили на себя внимание императора.
– Ты был в Венгрии? – спросил он.
– Вместе со своей ротой, ваше величество, – ответил капитан, показав на солдат, о которых всегда думал больше, чем о себе.
Государь внимательно оглянул саперов. Капитан понял этот взгляд.
– Тут теперь полторы сотни новичков, ваше величество, – сказал он.
– А где же кавалеры твои? Я ни одного не вижу!
– Мои кавалеры, ваше величество, остались в Венгрии. Домой я привел людей, должно быть, никуда не годных, – смело ответил капитан.
Император нахмурился. Он, очевидно, начал угадывать смысл ответов капитана.
– Вызови бывших с тобою в походе, – приказал он.
Капитан стал перед ротой и скомандовал.
– Венгерцы, вперед! Стройся! Глаза направо.
Сотня с небольшим солдат вышли из фронта вперед, живо выстроились и выровнялись. Император осмотрел их и еще более нахмурился.
– Все, ваше величество! Сто восемьдесят восемь человек мы похоронили в Венгрии и каждый день молимся за упокой их душ.
Государь взял за руку одного старого генерала, сопутствовавшего ему (имени и положения которого капитан Смирнов не знал), и, отойдя с ним в сторону, что-то долго и горячо говорил ему. Генерал, слушая государя, беспрестанно кланялся.
Затем, вернувшись назад, государь взял капитана Смирнова за плечо и, выйдя с ним перед фронтом, сказал:
– Ты получишь на роту десять Георгиевских крестов; всем остальным медали и по пяти рублей на человека. Ты сам что получил за кампанию?
– Счастье говорить сегодня с тобою, государь! – ответил капитан, прослезившийся от радости, что наконец-то его солдаты, которых он так любил, были оценены по достоинству и притом самим царем.
Император притянул к себе капитана и поцеловал его.
– Поздравляю тебя полковником и Георгиевским кавалером, – сказал он. – Спасибо, ребята, за славную службу! – крикнул он солдатам.
– Ура-а! – ответили они и, в порыве восторга, забыв всякую дисциплину, окружили государя и капитана, целуя полы их сюртуков и руки и продолжая кричать: – Ура-а! Рады стараться, ура-а!
Когда по приказанию государя они снова выстроились, государь еще раз обратился к полковнику Смирнову и сказал ему:
– Составь рапорт о всех делах, в которых участвовал, и представь по начальству на мое имя, а этот свой памятник убери.