Мое самодержавное правление
Шрифт:
А. М. Максимов рассказывал мне, до какой степени он сочувствовал молодым артистам. «Я всегда волнуюсь и робею за молодого человека, – говорил император, – беспрестанно боюсь, чтоб он не сделал какой-нибудь неловкости или промаха, и, только смотря на опытных артистов, не испытываю этого чувства; за тебя я всегда спокоен!»
Государь Николай Павлович так хорошо был знаком с составом труппы, что без афиши знал фамилию каждого маленького актера.
Что же мудреного, что при такой любви и внимании к театру могущественного монарха, перед которым трепетали распорядители, зная, что малейшая небрежность
Подобное блестящее положение искусства не возобновится.
Проведите параллель между артистами того и нынешнего времени, и будет видно, далеко ли ушла русская сцена.
Одно слишком высокопоставленное лицо в семидесятых годах спросило меня:
– Отчего так мало хороших русских пьес?
– Оттого, что вы редко нас посещаете, – отвечал я.
– Но я таланта сделать не могу.
– Это верно, ваше…ство, но, когда увидят, что вы интересуетесь нашим делом, тогда те, которые управляют им, чтобы угодить вам, приложат все старания к русской сцене, чтобы приохотить авторов трудиться для театра, – а кому же охота работать теперь, встречая затруднения в цензуре, в постановке и получая за все неприятности грошовое вознаграждение.
В заключение расскажу несколько характерных случаев, бывших при встрече государя с артистами.
Государь очень жаловал французского актера Верне, который был очень остроумен. Однажды государь, гуляя пешком, встретил его в Большой Морской, остановил и несколько минут с ним разговаривал. Едва государь удалился, как будто из-под земли вырос квартальный и потребовал у Верне объяснения, что ему говорил государь.
Верне, не зная по-русски, не мог ему ответить; квартальный арестовал его и доставил в канцелярию обер-полицеймейстера, которым тогда был Кокошкин. Кокошкина в то время не было дома; когда он возвратился, то, разумеется, Верне был освобожден с извинением.
Вскоре после этого государь, бывши в Михайловском театре, пришел на сцену и, увидя Верне, подозвал его к себе. Верне, вместо ответа, замахал руками и опрометью бросился бежать… Это удивило государя.
Когда по его приказанию явился к нему Верне, он спросил его:
– Что это значит, вы от меня бегаете и не хотите со мной разговаривать?
– Разговаривать с вами, государь, честь слишком велика, но и опасна – это значит отправляться в полицию; за разговоры с вами я уже просидел полдня под арестом!
– Каким образом?
Верне рассказал, как это случилось.
Государь очень смеялся, но Кокошкину досталось.
П. А. Каратыгин отличался необыкновенной находчивостью и остроумием. Однажды летом в Петергофе был спектакль. За неимением места приехавшие для спектакля артисты были помещены там, где моют белье. Государь, встретив Каратыгина, спросил его, всем ли они довольны?
– Всем, ваше величество; нас хотели поласкать и поместили в прачешной.
Однажды, государь пришел на сцену с великим князем Михаилом Павловичем. Великий князь был в очень веселом расположении духа и острил
Государь, обратясь к Каратыгину, сказал:
– У тебя брат отбивает хлеб!
– У меня останется соль, ваше величество, – отвечал Каратыгин.
Актер Григорьев 2-й, играя апраксинского купца в пьесе «Ложа 3-го яруса на бенефисе Тальони», рассказывая о представлении балета, позволил себе в присутствии государя остроумную импровизацию, не находящуюся в пьесе.
Государю эта выходка очень понравилась, и он разрешил Григорьеву говорить в этой пьеске все, что он захочет. Григорьев, будучи человеком талантливым и острым, очень ловко этим воспользовался. Он говорил в шуточной форме обо всем, что тогда интересовало петербургское общество. Вся столица сбегалась слушать остроты Григорьева, успех был громадный, и на эту маленькую пьеску с трудом доставали билеты.
В особенности от Григорьева доставалось Гречу и Булгарину. Тогда Греч читал публичные лекции русского языка, а Григорьев говорил на сцене, что немец в Большой Мещанской (где читал Греч) русским язык показывает.
Булгарин написал пьесу «Шкуна Нюкарлеби».
Григорьева спрашивают на сцене, что такое «Шкуна Нюкарлеби»?
– Шкуна? Это судно, – отвечает он.
– А Нюкарлеби?
– А это то, что в судне!
Булгарин и Греч выходили из себя, ездили жаловаться к директору А. М. Гедеонову, просили, чтобы он запретил Григорьеву глумиться над ними… но Гедеонов отвечал, что не имеет на это права, а пусть обратятся к государю императору, который дозволил шутить Григорьеву.
В. А. Каратыгин был очень большего роста.
Однажды государь сказал ему:
– Однако, ты выше меня, Каратыгин!
– Длиннее, ваше величество, – отвечал ему знаменитый трагик.
Государь очень любил Максимова и часто удостаивал с ним беседовать. Однажды, пользуясь благосклонным разговором государя, Максимов спросил его, можно ли на сцене надевать настоящую военную форму?
Государь ответил:
– Если ты играешь честного офицера, то, конечно, можно; представляя же человека порочного, ты порочишь и мундир, и тогда этого нельзя!
Максимова уже давно соблазнял гвардейский мундир; воспользовавшись дозволением государя, он на свой счет сделал себе гвардейскую конно-пионерную форму и надел ее, играя офицера в водевиле «Путаница». Как нарочно, в это представление приехал государь.
В антракте перед началом водевиля, выходя из ложи на сцену, он увидел в полуосвещенной кулисе Максимова и принял его за настоящего офицера.
– Зачем вы здесь? – строго спросил его император.
Максимов оробел и не отвечал ни слова.
– Зачем вы здесь? – еще строже повторил государь.
Максимов, за несколько времени перед этим кутивший, не являлся к исполнение своих обязанностей. Ему показалось, что за это государь гневается, и растерялся окончательно.
– Зачем вы здесь? Кто вы такой? Как ваша фамилия?
И, взяв его за рукав, подвел к лампе, посмотрел в лицо и увидал, что это Максимов.
– Фу, братец, я тебя совсем не узнал в этом мундире.
У Максимова отлегло от сердца. После он говорил, что натерпелся такого страха, что не только бы обер-офицерский мундир не надел, а даже и фельдмаршальский!