Мое самодержавное правление
Шрифт:
Сведения сии не могли переменить принятой Нами меры. Мы в актах сих видели отречение Его Высочества, при жизни Государя Императора учиненное и согласием Его Величества утвержденное; но не желали и не имели права сие отречение, в свое время всенародно не объявленное и в закон не обращенное, признавать навсегда невозвратным. Сим желали Мы утвердить уважение Наше к первому коренному Отечественному закону: о непоколебимости в порядке наследия престола.
И вследствие того, пребывая верными присяге, Нами данной, Мы настояли, чтобы и все государство последовало Нашему примеру; и сие учинили Мы не в пререкание действительности воли, изъявленной Его Высочеством, и еще менее в послушание воли покойного Государя Императора, общего Нашего отца и благодетеля, воли для Нас всегда священной,
Сие решение, в чистой совести пред Богом Сердцеведцем Нами принятое, удостоено и личного Государыни Императрицы Марии Феодоровны, любезнейшей родительницы Нашей, благословения.
Между тем горестное известие о кончине Государя Императора достигло в Варшаву прямо из Таганрога 25 ноября, двумя днями прежде, нежели сюда. Пребывая непоколебимо в намерении Своем, Государь Цесаревич и великий князь Константин Павлович на другой же день от 26 ноября, признал за благо снова утвердить оное двумя Актами, Любезнейшему Брату Нашему великому князю Михаилу Павловичу для доставления сюда врученными. Акты сии суть следующие: 1) письмо к Государыне Императрице, любезнейшей родительнице Нашей, в коем Его Высочество, возобновляя прежнее Его решение и укрепляя силу оного грамотою покойного Государя Императора, в ответ на письмо Его Высочества, во 2-й день февраля 1822 года состоявшегося, и в списке притом приложенною, снова и торжественно отрекается от наследия престола, присваивая оное в порядке, коренным Законом установленном, уже Нам и потомству Нашему; 2) грамота Его Высочества к Нам; в оной, повторяя те же самые изъявления воли, Его Высочество дает Нам титул императорского величества; Себе же предоставляет прежний Титул Цесаревича и именует Себя вернейшим Нашим подданным.
Сколь ни положительны сии Акты, сколь ни ясно в них представляется отречение Его Высочества непоколебимым и невозвратным, Мы признали, однако же, чувствам Нашим и самому положению дела сходственным, приостановиться возвещением оных, доколе не будет получено окончательное изъявление воли Его Высочества на присягу, Нами и всем Государством принесенную.
Ныне, получив и сие окончательное изъявление непоколебимой и невозвратной Его Высочества воли, возвещаем о том всенародно, прилагая при сем: 1) грамоту Его Императорского Высочества Цесаревича и великого князя Константина Павловича к покойному Государю Императору Александру Первому; 2) ответную грамоту Его Императорского Величества; 3) манифест покойного Государя Императора, отречение Его Высочества утверждающий и Нас Наследником признающий; 4) письмо Его Высочества к Государыне Императрице, любезнейшей родительнице Нашей; 5) грамоту Его Высочества к Нам.
В последствие всех сих Актов и по коренному закону Империи о порядке наследия, с сердцем, исполненным благоговения и покорности к неисповедимым судьбам промысла Нас ведущего, вступая на прародительский Наш престол Всероссийской империи и на нераздельные с ним престолы царства Польского и Великого княжества Финляндского повелеваем: 1) присягу в верности подданства учинить Нам и Наследнику Нашему Его Императорскому Высочеству великому князю Александру Николаевичу, любезнейшему сыну Нашему; 2) Время вступления Нашего на престол считать с 19 ноября 1825 года.
Наконец Мы призываем всех Наших верных подданных соединить с Нами теплые мольбы их ко Всевышнему, да ниспошлет Нам силы к понесению бремени, Святым Промыслом Его на Нас возложенного; да укрепит благие намерения Наши: жить единственно для любезного Отечества, следовать примеру оплакиваемого Нами Государя; да будет царствование Наше только продолжением царствования Его, и да исполнится все, чего для блага России желал тот, коего священная намять будет питать в Нас и ревность и надежду стяжать благословение Божие и любовь народов Наших. Дан в царствующем граде Санкт-Петербурге, в двунадесятый день декабря месяца в 1825-е лето от Рождества Христова, Царствования
На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою тако:
Его сиятельству господину обер-прокурору Святейшего синода князю Петру Сергеевичу Мещерскому.
Милостивый государь мой, князь Петр Сергеевич! Государь Император, усмотрев из представленного гофмаршалом Нарышкиным отчета в употребленных на погребение тела покойной камер-фрейлины Их Императорских Величеств графини Протасовой издержках, что в Александро-Невскую лавру заплачено 8000 рублей по поданному вперед еще от ризничного иеромонаха Рафаила счету, Высочайше отозваться соизволил, что сумму таковую находит чрезмерною и выходящею из всякого приличия; притом Его Величество видит в столь огромном на монастырь сборе за исправление необходимых духовных треб – вовсе не соответствующий лицам священного и монашеского сана поступок, предосудительный для христианства вообще, ибо из сего выходит как бы некоторый торг.
130
Русская старина. 1876. Т. 17. № 9. С. 175.
По уважению таковых причин, Его Императорское Величество указать соизволил, чтобы за места для погребения в Александро-Невской лавре принимаемо было в уплату, если в самой церкви, то не более 1000 руб., а вне оной, на кладбище, – не более 200 руб. (ассигн.).
О таковой высокомонаршей воле, к должному оной от кого следует исполнению, сообщая чрез сие вам, милостивый государь мой, с совершенным почтением
Верховный уголовный суд, Манифестом 1 июня сего года составленный для суждения Государственных преступников, совершил вверенное ему дело. Приговоры его, на силе законов основанные, смягчив, сколько долг правосудия и Государственная безопасность дозволяли, обращены Нами к надлежащему исполнению и изданы во всеобщее известие.
131
Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование. Т. 1. СПб., 1903. С. 704–706.
Таким образом, дело, которое Мы всегда считали делом всей России, окончено; преступники восприяли достойную их казнь; Отечество очищено от следствий заразы, столько лет среди его таившейся.
Обращая последний взор на сии горестные происшествия, обязанностию Себе вменяем: на том самом месте, где в первый раз, тому ровно семь месяцев, среди мгновенного мятежа, явилась пред Нами тайна зла долголетнего, совершить последний долг воспоминания, как жертву очистительную за кровь русскую, за веру, Царя и Отечество, на сем самом месте пролитую, и вместе с тем принести Всевышнему торжественную мольбу благодарения.
Мы зрели благотворную Его десницу, как она расторгла завесу, указала зло, помогла Нам истребить его собственным его оружием – туча мятежа взошла как бы для того, чтобы потушить умыслы бунта.
Не в свойствах, не во нравах русских был сей умысел. Составленный горстию извергов, он заразил ближайшее их сообщество, сердца развратные и мечтательность дерзновенную; но в десять лет злонамеренных усилий не проник, не мог проникнуть далее. Сердце России для него было и всегда будет неприступно.