Мое самодержавное правление
Шрифт:
Означенный человек был подослан к военным поселянам в полк графа Аракчеева. Он одет был так, как рисуется образ Спасителя, в шелковой рясе, сапоги зеленые сафьянные, по холодному тогда времени, что было в марте месяце, он сверх платья одет был в лисьей шубе, крытой тонким синим сукном. С ним был образ, украшенный бриллиантами, и книга Апокалипсис, из которой он читал и указывал другим статьи о Николайченках; он называл себя столпом Церкви, посланным от Бога для избавления христиан от заблуждения.
158
Шильдер
Он предлагал военным поселянам позволить им носить опять бороды, но они отказались, сказав, что они боятся начальников. В полку графа Аракчеева он взят был под караул, как беспаспортный, и прислан к нам в губернское правление при отношении, как бродяга, без всякого уведомления о его разглашениях и возмущениях военных поселян. Но он, сидя в городовой тюрьме, начал таким же образом разглашать между арестантами; почему немедленно взят был моими советниками в губернское правление и по случаю моего тогда отсутствия из Новгорода содержался в особой комнате.
По прибытии моем я принялся за него, узнал от него, как он прибыл из Петербурга в военное поселение в образе святого, старался возмутить военных поселян, произнося разные хулы насчет государя и предков его и обещая поселянам свободу и обращение их в первобытное их состояние.
Допрося его тогда при председателях палат и при моих советниках, я тогда же отправил его с частным приставом и жандармами к С.-Петербургскому военному генерал-губернатору при донесении моем на имя государя в собственные руки; вместе с тем дал знать о сем графу Алексею Андреевичу Аракчееву, который, как видно, успел написать о сем государю с фельдъегерем, отчего его донесение пришло прежде моего, а мое осталось скрытым.
Вот отчего ему и его полковому командиру вышло благоволение государя; а обо мне ни слова не сказано, тогда как по-настоящему начальство военного поселения заслуживало похвалу за то, что поселяне так опасались его, что из страха не приняли предложения возмутителя; но со всем тем не обнаружили его, и он остался бы скрытым, и мог еще сделать попытку и даже успеть по другим полкам, если бы он не был нами обнаружен и лишен способа произвести и впредь такое дело.
Впоследствии времени, когда государь короновался в Москве и сей самый отряд возвращался из Москвы, интригами начальников его, генерал-адъютантов Демидова и Исленьева, поставлен был против меня великий князь Михаил Павлович, который наговорил мне много неприятностей и выпросил у государя, чтоб меня уволили от должности губернатора, как будто без моего прошения, а после отдали под суд по делу графа Аракчеева, которое давно было уже решено и я не найден был виновным, и тут скрыли сие от государя, представили ему виновным и тем вовлекли его в несправедливость против верного слуги его.
Публикации этих чрезвычайно интересных писем предпослана редакционная врезка, в которой среди прочего читаем:
«В этих письмах яркими красками обрисовывается нерасположение Императора Николая I к генералу Ермолову, говоря о котором Государь употребляет эпитет Cet homme [159] , прибавляя: «Этот человек, который ложь признает добродетелью, если она может принести ему пользу».
159
Этот человек. (Фр.)
Да простит Бог тем лицам, которые выставили героя и даровитого полководца в глазах Государя в дурном свете и тем навсегда лишили отечество просвещенного, истинно русского государственного деятеля! [160] »
Письмо ваше, любезный Иван Иванович, получил я третьего
160
Русская старина. 1880. Т. 29. С. 617. Предисловие к публикации «Ермолов, Дибич и Паскевич».
161
Русская старина. 1880. Т. 29. С. 618.
Здесь все, слава Богу, в порядке; я весьма доволен графом Толстым и графом Чернышевым; мы ладим очень хорошо, и сколько я заметить могу, и они между собою очень дружны. Граф помолодел и уверяет, что я его этим спас от тяжелой болезни.
Вот письмо к вам от графа Аракчеева; оно вас изумит не менее всех нас; я получил целых два, одно в другом, в котором он меня уверяет, что это кто-нибудь из злоумышленников изобрел дело на него, и что я погрешу, если сему верить буду! Je vous abandonne les reflexions [162] .
162
Оставляю вас поразмыслить над этим. (Фр.)
Рапорты Паскевича насчет состояния кавалерии и артиллерии меня беспокоят, и я любопытен слышать твое мнение.
Смотря на карту, мне пришло в голову, что, если, по причине продовольствия, трудно будет держаться постоянного плана кампании на Тавризе, не хорошо ли б было сделать из Баку или Дербента на Инзили, с тем чтобы прочной ногой им завладеть как пунктом весьма важным для нас навсегда.
Сие исполнить может быть возможным как употребя всю флотилию и суда, как привезут провиант. C’est une idеe que je vous soumets, dеcidez comme Vous le trouverez possible ou prеfеrable [163] .
163
Я вручаю вам эту идею – решите, как сочтете возможным или предпочтительным. (Фр.)
Дай Бог вам полного успеха и да благословит наши добрые намерения. Прощайте, любезный Иван Иванович, верьте искреннему уважению и дружбе моей, вам искренно доброжелательный
Паскевичу и Адлербергу мой поклон.
4-го числа этого месяца я получил ваше первое письмо из Тифлиса, любезный друг, и вы легко можете представить себе, с каким нетерпением и удовольствием я читал его. Признаюсь вам, я весьма рад при мысли, что вы на месте и своими глазами можете все обсудить среди этого лабиринта интриг; я надеюсь, что вы не позволите обольстить себя этому человеку, для которого ложь составляет добродетель, если он может извлечь из нее пользу, и который пренебрегает получаемыми приказаниями.
164
Русская старина. 1880. Т. 29. С. 618–619.
Наконец, да поможет вам Господь и да вразумит Он вас, чтобы быть справедливым. Я с нетерпением ожидаю обещанных вами известий.
Здесь все в порядке, и я доволен ходом дел. Толстой справляется наилучшим образом, а Чернышев хорош, хотя выходки, ему свойственные, прорываются часто.
Военный министр не дал удовлетворительного ответа на требования комитета, и, кажется, дело идет плохо. Толстой крепко стоит на своем и говорит категорически; надо ждать развязки.