Мое сердце и другие черные дыры
Шрифт:
Он снова стискивает мою руку:
– Так что у нас дальше?
– Хочешь увидеть белых медведей? Мне надо снять, как они плавают.
– Конечно. – Опять эта слабая улыбка. – Было бы чудесно увидеть белых медведей в последний раз. Мэдди их обожала.
Теперь мой черед задуматься, нет ли у Замерзшего Робота своего списка предсмертных желаний, о которых он еще не догадывается.
Я хочу о них знать.
Вторник, 26 марта
Уйдя с работы пораньше, я гоню что есть мочи: хочу успеть домой до ужина, пока никто не приехал. Тогда у меня будет несколько минут, чтобы порыться в кабинете. Если у мамы осталось что-то про отца, искать надо там.
Открыв входную дверь, я замираю в коридоре и стараюсь не дышать в надежде, что дома никого.
– Привет! – кричит Майк.
– Это я, Майк, – тихо отвечаю я, стараясь, чтобы меня не услышали остальные, если они уже дома.
– Что у нас на ужин?! – От его вопля дом буквально сотрясается. Майк унаследовал голосовые связки Стива. Если бы я не любила его так сильно, меня бы это раздражало, но я не могу злиться на Майка.
– Не знаю, Майки. Мама скоро придет, спроси ее, ладно?
– Ладно, – соглашается он. – Поднимешься ко мне – поиграть в «ФИФА»?
Губы дергаются, когда я пытаюсь скрыть улыбку:
– Может, попозже. Мне назадавали целую кучу.
– Ну ла-адно. – В его голосе слышится разочарование.
Я стараюсь не думать об этом и сосредоточиться на насущной задаче: покопаться в маминых вещах. Пройдя по узкому коридору, я заворачиваю за угол в кабинет. Он тесный, чуть больше чулана, и весь уставлен вещами. Перепрыгнув через коробки, оказываюсь за шатким пластиковым столом.
Так, поищем на верхних полках шкафа. Если я что-то знаю о маме – не факт, конечно, – наше семейное грязное белье она хранит в наиболее недоступном месте.
Взгромоздившись на компьютерный стул, я лезу за картонными коробками с коричневыми папочками. Стул вертится подо мной, и, протянув руки, я теряю равновесие, сбиваю две коробки и часть книг на пол и грохаюсь сама, потянув запястье. Бумаги разлетаются по всему ковру. Черт!
– Айзел?
Подняв глаза, я вижу прибежавшего на шум Майка. Черт! Черт!
Он стоит, разинув рот, прижимая к груди пульт от видеоприставки.
– Ты в порядке?
– Да, извини за этот грохот. – Я показываю на бумаги. – Потеряла равновесие.
Он прищуривается:
– Что ты здесь ищешь?
Ползая на четвереньках, я собираю бумаги, рассовывая их как попало по коробкам. Конец маминому порядку. Один документ бросается мне в глаза: мой старый табель за четвертый класс. Подняв его, я пробегаю пальцами по бумаге – удивительно, что мама его сохранила.
– Айзел, – еще громче спрашивает Майк, – зачем тебе мамины бумаги?
– Извини. – Подняв табель, я придумываю объяснение: – Я, э-э-э, искала свои старые школьные документы. Знаешь, для
– А что это ты извиняешься и извиняешься? – он перекладывает пульт в левую руку, а правой приглаживает волнистые светлые волосы, как всегда, когда нервничает или стесняется.
Я, как могу, изображаю беззаботность:
– За то, что напугала тебя.
Он широко улыбается:
– И вовсе не напугала!
Я заставляю себя улыбнуться в ответ:
– Эй, ты не собираешься подняться к себе?
– Я хочу тебе помочь, – хмурится брат.
– Боюсь, мама рассердится, если застукает тебя здесь.
Он выпячивает губу:
– Но я же буду не играть, а помогать тебе.
– Да, но она ведь не разрешает тебе сюда заходить.
– Ладно, – вздыхает он и выходит.
Я кричу ему вслед:
– Слушай, Майки!
– Да.
– Будь другом.
– А что?
– Не говори маме, что я тут была.
– Так это тайна? – взволнованно спрашивает он.
– Ага, наша с тобой.
– Здорово. Придешь потом поиграть?
Я горячо киваю, аж шея заболела. Давно так ею не мотала.
– Конечно!
Едва он уходит, я начинаю снова собирать бумажки. Тут все, что хочешь: старые поздравительные открытки, счета, справки из банков. На мой взгляд, это бессистемная свалка, но как знать – может, система тут была, а я ее нарушила.
Я уже готова оставить всякую надежду, когда вдруг натыкаюсь на конверт. Он пуст, но мой взгляд цепляется за обратный адрес: «Исправительное учреждение Мак-Гриви». Это, должно быть, от отца. Так вот где он! Я еще ползаю по комнате в поисках письма из конверта и вдруг слышу, как хлопает дверь.
– Кто там? – кричит Майк.
– Привет, мой хороший! – отвечает мамин голос.
Я быстро засовываю все разбросанные бумажки обратно в коробки и уже пытаюсь поставить их на полку, как слышу шаги за спиной.
– Айзел, что ты тут делаешь?
Обернувшись, оказываюсь лицом к лицу с мамой. На ней рабочая униформа: красная рубашка-поло и брюки цвета хаки со стрелкой. Точнее, они должны быть такими, но мамины слегка помяты и начинают протираться. Я замечаю, что и туфли у нее уже старые и поношенные. Может быть, когда я уйду и на ее шее будет одним ребенком меньше, она сможет работать не так много. Или, по крайней мере, позволит себе новые туфли.
– Ищу свои старые школьные документы.
Я чувствую, как под маминым взглядом все внутри меня рвется на части – он такой теплый и полон такой надежды и удивления:
– В самом деле?
– Да, хотела проверить, что у меня выходит по биологии за первый год: А или Б.
Мамины губы сжимаются в тонкую линию – она, очевидно, сомневается, поэтому я продолжаю:
– Ты же понимаешь, эти оценки – они же определяют, куда я могу поступить.
Она строго смотрит на меня, с сомнением поднеся пальцы к губам: