Мое сердце и другие черные дыры
Шрифт:
Закинув ноги на приборную панель, опускаю спинку кресла и откидываюсь, напевая и отстукивая ритм по затертой ткани сидений. Вдруг голос в трубке заставляет меня вздрогнуть.
– Говорит Том. Чем могу вам помочь?
Я пытаюсь сесть прямо.
– Это Исправительное учреждение Мак-Гриви?
– Да, – отвечает он с усталым вздохом.
– Я звоню спросить, как мне увидеться с отцом.
– А?
– С отцом. Он… – я подбираю нужное слово, – ваш заключенный.
– А, – отвечает Том. Очевидно, все ответы Тома односложные. – Ща переброшу
Не успеваю я сказать и полслова, как разговор обрывается и в трубке звучит отстойная электронная музыка. Я прибавляю громкость своего радио.
Через пару секунд меня приветствует новый голос:
– Говорит Боб.
Похоже, у Мак-Гриви работают не только любители односложных ответов, но и носители односложных имен.
– Добрый день, Боб. – Я стараюсь быть как можно любезнее, рассчитывая, что так он скорее поможет мне. – Я звоню узнать, как я могла бы навестить своего папу.
– Ваш отец наш заключенный?
– Да, – отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал так, будто в этом нет ничего особенного, словно с тюремной системой я на «ты».
– А вы в списке?
– Что?
– В списке тех, кому разрешены свидания. Если вы его дочь, то должны быть в перечне.
Я нервно сглатываю:
– Не знаю, включена ли я в список.
Мама никогда не позволяла мне посещать отца. Ни разу.
– Если вас там не окажется, ничем помочь не могу. Но думаю, должны быть – они обычно включают прямых родственников по умолчанию. На случай, если кто-то захочет приехать.
– Хорошо, – медленно говорю я. – Значит, я могу просто приехать?
Он издает полусмешок-полуфырканье:
– Ну да. Только в часы свиданий. У нас живая очередь. Если все кабинки свиданий к твоему приходу заняты, тебя включают в список ожидания. Но тут уж без гарантий.
Сплошные списки!
– А когда у вас часы посещений?
– Девочка. – Я почти вижу, как Боб качает головой. – Вся информация есть на сайте. Но поскольку ты мне нравишься, я тебе скажу.
Кажется, любезное обращение окупается.
– Спасибо вам огромное, Боб!
– В общем, свидания у нас со вторника по субботу. Утром с десяти до двенадцати, после обеда с часу до четырех. Хочешь совет?
– Конечно, с удовольствием, Боб!
– Постарайся приехать как можно раньше. Тогда шансов больше. К вечеру все может быть забито.
– Я вам очень признательна. До субботы!
– Ага, пока. – Боб вешает трубку.
Я поднимаю спинку кресла, но не трогаюсь. Мысли теснятся и лихорадочно скачут в голове. Сжав ее руками, заставляю себя дышать глубоко и размеренно. Через несколько минут снова хватаю телефон и звоню Замерзшему Роботу. Знаю, это глупо, но не могу сдержаться: мне нужно с кем-то поделиться, а он, наверное, единственный человек, с кем я могу поговорить. Думаю, это еще одна причина, по которой люди ищут спутников для самоубийства. Полезное это дело – партнерство.
– Привет! – отвечает Роман.
– Привет, что делаешь?
Молчание.
– Просто
– А чем мне еще заниматься?
– Ну не знаю. Играть в баскетбол.
Я представляю, как он гневно смотрит на меня: растянулся на покрывале, щурит золотисто-зеленые глаза, в руках карандаш, на коленях альбом с набросками. Представляю, как Капитан Немо велит ему успокоиться, и от этого он только еще сильнее закипает. Кажется, я даже рассмеялась, потому что Роман восклицает:
– Слушай, кончай, а!
– О’кей, больше не буду. Обещаю, – быстро бормочу я.
– Ты все время только обещаешь, это уже начинает бесить.
Я впиваюсь ногтями в сиденье. Нет, мне не хочется раздражать Замерзшего Робота. Знаю, меня не должно волновать, что он обо мне думает. Но вот какая-то часть меня все-таки переживает.
– Извини, – просит Роман тихим голосом. – Мне не следовало так говорить.
– Да все нормально. Я заслужила.
– Нет, ничего подобного.
Я замолкаю. Он тоже молчит, и все, что я слышу, – лишь его слабое дыхание. Хочу спросить, не рисует ли он, но не решаюсь.
– Можно за тобой заехать?
– Зачем?
Я делаю резкий вдох и пытаюсь найти предлог заскочить к нему. Раскинув мозгами, вспоминаю свои сегодняшние звонки.
– Я тут подумала: может, сходим на лэнгстонскую весеннюю ярмарку?
– Ты совсем с приветом?
– Это «да»? – подкалываю его я, но тут же спохватываюсь и говорю серьезно: – Ну ты же как-то сказал, что тебе будет легче улизнуть седьмого, если твоя мать поверит, что мы действительно друзья.
– Да, но я все равно не понимаю, зачем тебе это.
– Буду у тебя через пятнадцать минут! – выпаливаю я и вешаю трубку.
Однако он прав. По всем правилам, по моим собственным правилам, мне следовало бы избегать подобных сборищ. Но чем ближе седьмое апреля, тем беспечнее я становлюсь.
По правде говоря, весенняя ярмарка – одно из последних мест, где я чувствовала себя по-настоящему счастливой, да еще так, чтобы об этом помнить. Не знаю, сколько мне было, когда я впервые осознала, что черный слизняк внутри меня непременно сожрет любую счастливую мысль. Но я точно знаю, что когда была на ярмарке последний раз и моя маленькая ладошка сжимала папину руку, счастье никуда от меня не делось.
Осталось со мной.
Среда, 27 марта
Подъехав к дому, я посылаю Замерзшему Роботу сообщение, и через несколько секунд он уже идет к машине, глубоко надвинув капюшон синей толстовки и сгорбившись, словно прячется от невидимого врага.
Когда я уже выезжаю с его улицы, он наконец спрашивает:
– Так зачем мы идем на ярмарку?
– Мне казалось, я тебе услугу оказываю: твоя мама будет прыгать от радости, что ты выходишь в общество, как нормальный человек.