Мое волшебное чудовище
Шрифт:
Так метель же на дворе, – запричитала Маланья.
Метель, метель, туды ее в качель, – Иван Матвеевич вытащил из-под кровати ружья с патронами и надел валенки с ватником.
Мы пьяные, радостные и возбужденные кличем Ивана Матвеевича, тоже стали одеваться.
На охоту! На охоту! На кабанов! На кабанов! – повторяли мы друг за другом, и как только все оделись, тронулись в путь, сопровождаемые плаксивым голосом Маланьи и бодрым пьяным басом Ивана Матвеевича.
Увязая по колено в снегу, и мало обращая внимания на разгулявшуюся метель, мы
Через час мы оказались в лесу. Метель уже утихла. Иван Матвеевич обвешанный ружьями и патронами, как партизан, продолжал идти вперед, вселяя в нас и оптимизм, и уверенность в удаче. Однако очень скоро стало смеркаться.
Матвеич! Пора, наверное, домой! – попытался остановить его Леллямер.
– Наша цель – кабаны! Наше счастье – их нежное мясо! – затарабанил как по-писанному Иван Матвеевич, и тут мы все вдруг поняли, что все время шагали, увязая по колено в снегу, за пьяным дураком, и хмель с нас тут же слетел, ибо темень разрасталась вокруг нас с необыкновенной скоростью.
Сукин сын! – заорал Леллямер.
Пьяный осел! – завизжала Соня.
Дубина стоеросовая! – стуча зубами от холода, прошептала Тоня.
Иван Матвеевич мигом протрезвел, и стал перед нами извиняться:
Ребята! Простите! Бес попутал! Ну, с кем не бывает!
Тоня с Соней обняли друг друга и заревели в один голос.
Да, замолчите вы, дуры! – закричал на них Леллямер. – У меня зажигалка есть, будем свои следы ею освещать и по ним назад из леса выбираться!
Все сразу притихли и теперь уже, ободряемые радостью возвращения, пошли за Леллямером. Иван Матвеевич как сильно провинившийся плелся позади всех. Через несколько минут зажигалка Леллямера окончательно погасла. Бабы опять завыли, Матвеич опять стал оправдываться, а Леллямер опять стал кричать на него.
Подождите, у меня тоже есть зажигалка, – сказал я, нащупав у себя в кармане зажигалку.
Так что же ты молчал, – возмутился Леллямер, а за ним и все остальные.
Только сейчас нашел, – сказал я, и чтобы побыстрее прекратить всякие бессмысленные крики и повизгивания нашей честной компании, пошел впереди всех, освещая зажигалкой наши следы.
Все мигом затихли и пошли следом. Вскоре мы вышли из леса и увидели огоньки домов знакомой нам деревушки, и все разом заорали: «Ура!»
И было в этом «Ура!» что-то необычайно торжественное, объединяющее нас как осознание нашей же общей победы. И мы все обнялись, рассмеялись и расцеловались! Больше всех обнимал и целовал Тоню с Соней Иван Матвеевич, но нам с Леллямером было все равно весело…
Озаренные волшебным светом деревни, как светом познания бесчисленных свойств нашей земли, мы шли вместе, как дети, которые уже наигрались в войну и теперь хотели только мира…
Мы шли и видели эти огоньки как отсветы наших безумных надежд. Приблизившись к своему дому, Иван Матвеевич вдруг расплакался и мы все его стали утешать…
Бабка Маланья как и при нашем уходе опять встретила нас своими причитаньями. Выглядело
Я едва помню, как дополз до кровати, как пьяная Тоня опять прилегла ко мне, и навалившись на меня всем телом дыша перегаром шепнула:
Давай, Матвеичу назло соединимся!
И опять наша кровать зазвенела пружинами, а вскоре и соседняя кровать, кровать Леллямера и Сони, отозвалась дружественным звончатым переливом, и даже пьяный Иван Матвеевич притаившийся за дверью, уже злобно не шептал, что мы суки, а только сморкался и всхлипывал, и опять причитала жалостливым голоском бабка Маланья:
Ну, что, старый, на молодых, что ль, потянуло?!
На молодых! – соглашался, всхлипывая, Иван Матвевич. – На молодых! Ядреный корень!
А где-то пели петухи и земля казалась очень круглой…
Глава 9
В объятьях
волшебного чудовища
Через день, очень рано утром ко мне в общежитие пришла Ида. Она вошла без стука. Дверь была открыта. Увидев, что кровать Леллямера пуста, она ловко, через голову сбросила с себя платье и легла ко мне, страстно постанывая. Каково же было ее удивление, когда она со мной под одеялом у стенки увидела Тоню.
Что за дрянь здесь дрыхнет с моим мужем?! – зарычала она.
Извините, я, кажется, ошиблась номером, – застенчиво прошептала Тоня, вставая с постели.
Ты, что, зараза, думаешь, я дура?! – дико взревела Ида и молниеносно набросилась на Тоню.
Я впервые видел как дрались женщины, они сцепились как две безумных кошки. Клубок из двух тел стал кататься по полу, задевая и ломая все на своем пути, даже кровать Леллямера не выдержала их отчаянного натиска, и сложилась в виде треугольника с острым углом.
Услышав за дверью беспокойное шарканье валенок нашей вахтерши бабы Клавы, я тут же бросился к двери и закрыл ее на задвижку, и взмолился шепотом, чтобы они перестали из-за меня драться, поскольку, мол, я недостоин всего этого, но они меня не слышали, и так же самоупоенно продолжали бить друг друга с умопомрачительной скоростью.
– Сейчас же прекратите! – чеканным эхом прокатился по коридору суровый окрик бабы Клавы, и в нашей комнате, и в предрассветных сумерках воцарилась полная тишина…
О, эта первозданная тишина, как я любил ее в начале детства, как я молился на нее и рылся в ней, ища лишь мудрого совета у людей, где спрятано таинственное место, ужель в прекрасном лоне матерей, которых ищем мы в девчонках по соседству…
Тишина длилась долго… Баба Клава много раз просила по-хорошему открыть ей дверь, потом много раз обещала вызвать милицию, а когда и это не помогло, несколько раз ударила в дверь кулаком и проворчав на прощанье, что мы еще от нее очень много узнаем и получим, ушла обратно своей шаркающей походкой.