Мое время
Шрифт:
И, покуривая трубки,
Важно, молча любовались..."
(Замечательный Лонгфелло. Замечательный Бунин. Открыл нам голос лесов, песню Природы.)
И здесь, в экспедиции, не игра ли преобразила нас, собравшихся для работы взрослых людей: научных сотрудников, одрябших за зиму полевиков-операторов, прыщеватых студентов, затрепанных "вольноопределяющихся" (бывших зэков и бичей),...
Игра преобразила нас в сообщество лесных братьев, - туземцев? разбойников?
Красивые, все на подбор, в брезентовых
Племя? Стая? Живущая по целомудренным законам При-роды.
Посмотри, как один за другим мы ныряем в кипящую реку, с берегов, со скалы, с палубы нашего теплохода летят червонные тела, - игровое, цирковое, восхитительное слово - "кураж".
Или уходят далеко в береговые луга наши фигурки - вешки в километровой связке проводов, там под горизонтом нехитрое это закапывание в ямки приборов кажется свершением обряда, таинством.
Или здесь на теплоходе мы собрались все вокруг сей-смостанции и замерли... Торжественный голос по рации:
– Внимание... Приготовиться... Контакт!
Там где-то за двести километров - Взрыв - кульминация нашей трехдневной работы. Из рук в руки передается мокрая фотолента: вот они! отражения из-под-земных глубин, - посмотри.
Посмотри, - наше судно скользит вдоль высоких таежных берегов, под красными скалами, выходит на широкий разлив картинный наш "белый пароход" в мареве музыкальных обрывков, в дурмане детской мечты, он в вечернем тумане будет посылать цепи круглых огней редким прибрежным поселкам...
Полина... я просыпаюсь утром, лицом в Солнце, медленно в рас-кач схожу по трапу, медленно, объем времени - в длину трапа, шириной - в зрение, чтобы принять землю, быть принятой ею,
на берег
в желтой лапчатке, одуванчиках, в огурцовом запахе осоки, в ивовых листьях длинных - детство мое каждолетнее.
Песчаный обрыв, мне снизу видно, по кромке его когтистые корни, и от них вздымаются, золотом шелушась, стволы сосен... По ним еще обычно карабкаются шишкинские медведи...
Деревни же устраиваются на пологом берегу, там поленовские дворы в белобрысой травяной зелени залиты солнцем, а к дальним лесам (темные, - в них скрывает свои драгоценности Васнецов),
к дальним лесам расстилаются минорные мотивы Левитана, может быть, стога, может, пестрые пятна коров, к закату они стянутся в стадо, спины сольются в сплошную линию - движущийся горизонт, поделенный на такты прямыми углами опущенных хвостов...
В общем какие-то "передвижники" вокруг.
Но по желанию можно украситься импрессионизмом: такие цветные туманы или, например, дожди, - за палаткой серо, по палатке, по натянутому брезенту капли яркие звучные - Сёра.
Наши лица, фигуры, движения
Мы идем по тайге, узкая тропа, впереди брезентовая спина, качается, скрывается, возникает, ветви скользят по плечам, ссыпают хвою, тянутся паутины, силуэт растворяется в бурой зелени...
и я не помню, за кем иду...
вернее, я помню другого,
всегда вижу, острые лопатки, мерный развалистый шаг,
высокая голова, как в ауре - в пении птиц...
где бы я ни шла, я всегда иду за Батей...
Или мы сидим у костра, он уже угасает, дробится углями, внезапные сполохи единят лица, тасуют, путают...
лица похожи.., ну конечно, я силилась вспомнить,
борода как у Эдьки, я всегда ему так подстригала,...
лица, глаза, силуэты моих давних друзей,
Полина, это ты так сидишь, подбородком уткнувшись в колени, огонек папиросы,...
голоса.., словно это Горбенко поет: "Вниз по Волге по реке...", да и сама я в общем хоре неслышно для других вывожу будто Фица...
уже не скорбные эти за старинностью песни про ямщиков и бродяг, про Байкал, про сибирскую тайгу и дальние дороги,
не горькие, но только интонации души, перекличка времен, хорал наш в сосновых трубах...
Игра огней, игра отражений, приближений, подобий, сходств... Будто все мои близкие - рядом, все живы, всегда со мной, и так мы, собранные в горсти, перейдем в память иных поколений,
песней, пейзажем, пульсацией солнца, текучей рекой...
неслышно вывожу:
"расписные, удалые, Стеньки Разина челны..."
Снова утро встает, Полина!
Что же еще счастье, Полина?
Если каждый день солнце встает!
Я совсем разыгралась:
пристраиваю себя на носу корабля, еще бы!
волны бьют меня в грудь,
время застыло в глазах,
и волна, и река - я, Обь? Енисей?
я впаду в океан, и границы мне нет...
рябью дроблюсь по воде, суетой легких лодок,
во взмахе весел - я,
в стройных пролетах моста, вставшего входом,
в мелькании поездов по мосту,
электрическим криком несусь - у-у-у...
(замечательные мы с Уитменом)
и возвращаюсь радугой в брызгах,
ложится венцом на чело,
за спиной встала мачта крестом...
поднимаю глаза...
Полина!
Высокий мертвый берег, лысая скала, в осыпях безнадежных, в колючей проволоке. По острию обрыва, там, наверху, - черные фигуры, птицы бескрылые...
Лагерь это, Полина.
Мы проплываем мимо в кромешной тишине...
Словно мелодия оборвалась...
36. Аккорд Аккордеоныч
Длинные тени мы обычно связываем с закатом, длинные - это вечерние тени, а про утренние - мы как бы забываем, возбужденные восходящим светом.