Мое время
Шрифт:
– Союз слова и ума приводит к мистерии, называемой жизнь.
Я стала бегать к ним на эти семинары каждую неделю.
Сделавшись "учеником", все пристальнее вглядывалась я в своего "инициированного". Ну хорошо, профессор, врач, блестящий диагност, а что еще? Ну Юнг... Он будто забавляется, ничем не занят.
И сам он мне сказал однажды:
– Знаешь, скучно как-то. Что я, кто? Врач, профессор, студенты, аспиранты, лекции, консультации, одно и то же. Жизнь бежит как по одноколейке. Нечем себя занять. Вот бы тему развернуть глобальную,
У них уже были при клиниках коммерческие фирмы, дерзкие по тем временам, да только и возможные под маркой психотерапии. Главврачи, зная веселый характер Полонского, заручаясь его поддержкой и фантазией, создавали наперебой свои оранжереи, оркестры, цех по изготовлению шиньонов "Золотой локон" и цех по переводу с языков мира "Язык - твой враг", ... Когда некому было перевести с чешского, Полонский за неделю выучил его сам.
И вот они, действительно, затеяли договор с крупным военным заводом (тоже с неплохой вывеской - "Сибсель-маш"), как только наше государство признало, что у нас есть в стране алкоголики.
Еще по моде тех лет им потребовался математик, или человек, знакомый со статистикой, как например, я...
С момента, когда я заявила об увольнении у себя в лаборатории, и до телефонного звонка...
Месяц, два... ничего не происходит. Я продолжаю работать, завлаб, не принимая всерьез мои всплески, формирует тему моей диссертации.., впрочем, я и сама плохо представляю перемены...
Только стала томиться.., вспоминаю эти капризно устроенные губы: да, знаете ли, по накатанной колее.., только блуждаю наяву в "снах Юнга", да скрытый глас трубит мне в ухо: "Брось все и следуй за мной!.."
Может, ничего бы еще не случилось...
Но вот меня вызывают вдруг в приемную директора?!
Оказывается, к телефону.
Высокий голос трубит мне в ухо:
– Почувствовал, что тебе нужен импульс. Решилась?
– Господи, почему Вы звоните сюда? Как Вы узнали телефон?
– Полистал справочник, вот, институт геологии, директор, хочешь я его позову?..
Как ни смешно, но это решило дело.
Я стала участвовать в странном предприятии "По борьбе с промышленным алкоголизмом".
Алкоголики, графики, вперемешку: чтения, архетипы, символы, сводки из вытрезвителя.., - у них там есть такая графа: что делал и где попался пьяным, - "Унывал. На плитах памятника ", - записал один ретивый сыщик; игра в сыщики-разбойники, а чтобы "наши" не попадались, мы сами же ездим ловить "чужих" для милицейского плана.., те рады уступить нам дежурство, и мы рады выправить главный показатель научных успехов.
– Церковь бы еще поставить на территории завода!..
Территория огромная, целый город, между корпусами аллеи стекаются к бассейну, работница шла, рукой махнула, колечко и слетело прямо в бассейн. Ну, сразу воду спустили, а полезет шариться в донном мусоре кто? алкоголики...
Чтения,
У меня теперь масса свободного времени, ведь только его и не хватило, казалось мне, чтобы засесть за роман... У меня теперь вольные командировки в Москву к моим друзьям... и бесконечные сны со значением...
И вот, наконец мы едем в Москву вместе с Полонским. Встречаемся у входа на вокзал под стеклянным сводом... Выходим на перрон...
Вдруг я вижу, с Полонским что-то происходит, - лицо будто из папье-маше, только глаза катаются в круглых лунах, указывая, что с нами в вагон садится ихний ректор Казначеев, - наш "тайный побег" рассекречен. Поезднабирает скорость. В окна летит снег и залепляет их до невидимости. Мы замечаем, что в наш вагон на каждой стоянке забегают люди в форме с дарами: гусь, окорок, поросенок, ... Любознательные зрители скапливаются в коридоре, а на пороге своего купе принимает подношения толстяк с ежиком на голове. Пижамные штаны съехали спуза, на плечи накинут китель. Генерал КГБ. Полонский же знает его в лицо по служебной необходимости. Я как-то спросила Полонского, - Вы тоже сажаете неугодных в психушки? Нет, оказывается, в нашей провинции их не сажают.
Ну вот и проехали Новосибирскую область.
За Омском, глубокой ночью Полонский вдруг проснулся и почувствовал угарный газ. А Казначеев уже выскочил из своего купе и побежал будить проводницу. До утра они махали полотенцами в коридоре, выгоняли дым, врачи-спасители. Утром, когда все узнали, что чуть не угорели, началось братание.
Генерал выставил водку и обильную закуску. На Урале высыпали прямо в пижамах, а дамы в халатах играть в снежки. Все, кроме нас и Казначеева. Мы читали книжки и тихонько зубоскалили:
– Вечером будут петь хором...
Вечером, сгрудившись возле главного купе, пели хором, русские народные и современного "Черного кота".
На утро прибыли в Москву. Но долго еще нельзя было выйти из вагона. В проходе стояли в человечий рост чемоданы или кожаные сундуки с ручками по торцам для двоих. По двое их и стаскивали в машину встречающие в штатском. Занятно, - в одном из них я узнала однокашника, сына того высокопоставленного имярека. А наши пижамы, теперь оказались все в кителях, строго следили за действом и совсем строго посматривали на случайных попутчиц, с которых еще не слетела вчерашняя эйфория.
– Досье на нас привезли, - шушукались мы с Полонским.
– Какая-то мистерия-буфф, - буркнул Казначеев, про-щаясь с нами.
А мы еще не сразу разошлись по своим квартирам, хотелось пройти по улицам Москвы, будто мы попали в старинную зимнюю гравюру, потом сидели на скамейке под Китайгородской стеной, снег падал на разгоряченные наши лица, таял на губах...
На другой день мы отправились в клинику им. Корсакова. Полонский везде водит меня за собой, а тут оставил дожидаться в вестибюле.