Могильник. Сборник научно-фантастических произведений
Шрифт:
— Повторим? — спросил Том.
— Попозже, — сказал я. — Попозже. Мне не хочется оставить вас без «горючего».
— Оно у нас не последнее, — усмехнулся Лютер, похлопав себя по карману.
Зик отцепил от пояса нож и пододвинул поближе тушку енота.
— Лютер, — распорядился он, — набери-ка прутьев для жаркого. Мясо у нас есть, выпивка тоже, и костерок славный. Гуляем, ребята!
Я искоса поглядел на Синтию. Побледнев, она широко раскрытыми от ужаса глазами следила за тем, как нож Зика вспарывает белое брюшко енота.
— Эй, — окликнул я ее, — не берите в голову.
Она одарила меня вымученной улыбкой.
— А
— Конечно, — сказала Синтия.
Я посмотрел на Бронко. Он застыл в напряженной позе, выставив напоказ все свои сенсоры.
Он провел меня по полям, где пригибались к земле колосья и золотились на солнце тыквы; он продемонстрировал мне сад с немногими необобранными еще плодовыми деревьями, готовую к работе коптильню, сарай, в котором хранили всякого рода металлический утиль, курятник, помещение для инструментов, кузницу и амбары; я увидел жирных свиней, которых откармливали лесными желудями на убой, я полюбовался на коров и овец, что паслись на высокой луговой траве; вдосталь нагулявшись, мы уселись на верхнюю перекладину шаткой изгороди.
— Сколько вы тут живете? — спросил я. — Не лично вы, а люди вообще.
Он повернулся ко мне. Морщинистое лицо, кроткие голубые глаза, благообразная седая борода до груди — ни дать ни взять деревенский патриарх.
— Глупости спрашиваете, — сказал он. — Мы тут всегда жили. По всей долине люди селились с незапамятных времен. Живем мы вместе, семьями. Иногда попадаются бирюки, но таких раз-два и обчелся. Кое-кто уходит — от добра добра искать. Нас немного, но так оно и было искони. То женки не рожают, то детишки не выживают. Говорят, кровь у нас дурная. Не знаю; слухов ходит без числа, досужие языки чего только не болтают, а вот как правду ото лжи отличить?
Он уперся пятками в нижнюю перекладину изгороди и обхватил руками колени. Пальцы у него были по-стариковски скрюченные, острые костяшки, казалось, вот-вот прорвут кожу. На тыльных сторонах ладоней отчетливо проступали синие вены.
— А с Кладбищем вы уживаетесь? — поинтересовался я.
Он ответил не сразу; он с первых слов произвел на меня впечатление человека, который сначала думает, а потом говорит.
— Да вроде бы, — отозвался он наконец. — Они, черти, все ближе подбираются. Ходил я туда пару раз, толковал с этим… ну как его…
Он нетерпеливо прищелкнул пальцами.
— С Беллом, — подсказал я. — Его зовут Максуэлл Питер Белл.
— Точно, с ним самым. Толковал я с ним, да ни до чего мы не договорились. Он скользкий как угорь. Улыбается, а чего — кто его разберет? Он хозяин, а мы — так, мелкота. Я ему говорю: вы наседаете на нас, сгоняете с насиженных мест, а в округе полным-полно заброшенных земель. А он мне: мол, своей землей вы тоже не пользуетесь. Ну, я отвечаю, что, дескать, пускай мы не пашем, но жить-то нам надо; к тесноте мы непривычные, нам простор подавай. А он меня спрашивает, есть ли у нас право на землю. Я говорю: какое такое право? Вы мне ваше право докажите. Мекал он, мекал, да так ничего путевого и не сказал. Вот вы, мистер, вы человек пришлый; может, вам известно, есть ли у него право на нашу землицу?
— Сильно сомневаюсь, — фыркнул я.
— Уживаться
Мы вовсе не лентяи, мистер. Мы трудимся как пчелки: рыбачим, охотимся, роемся в земле, раскапываем железо. В окрестностях хватает холмов с железом внутри; правда, путь до них неблизкий. Из железа мы делаем инструменты и ружья. К нам частенько заглядывают торговцы с запада и с юга. Мы вымениваем у них порох и свинец за продукты, шерсть и самогон — конечно, не только это, но в основном порох и свинец.
Он оборвал рассказ. Мы сидели рядышком на верхней перекладине изгороди и нежились на солнышке. Деревья представлялись мне застывшими в неподвижности кострами; рыжевато-коричневые поля пестрели золотистыми тыквами. У подножия холма, в кузнице, размеренно стучал молот; из трубы тянулся к небу дымок, догоняя клубы дыма из труб стоящих по соседству домов. Хлопнула дверь, и я увидел Синтию. Она была в фартуке и держала в руке сковородку. Выйдя во двор, она вывалила содержимое сковородки в пузатый бочонок. Я помахал ей; она махнула мне в ответ и скрылась в доме.
Старик заметил, что я разглядываю бочонок.
— Помойный, — сказал он. — Мы бросаем в него картофельные очистки, капустные листья и прочую дрянь, сливаем молоко, если оно скисло, и отдаем свиньям. Вы что, никогда в жизни не видели помойного бака?
— Честно говоря, нет, — признался я.
— Что-то я запамятовал, откуда вы прибыли и чем там занимались, — буркнул он.
Я рассказал ему про Олден и постарался объяснить, что мы задумали. Кажется, он меня не понял.
Он мотнул головой в сторону амбара, около которого с самого утра пристроился Бронко.
— Значит, вон та штуковина работает на вас?
— Изо всех сил, — ответил я, — и куда как толково. Он очень восприимчивый. Он впитывает в себя образы амбара и сеновала, голубей на крыше, телят в стойлах, лошадей, что пасутся на лугу. Потом из этого возникнет музыка и…
— Музыка? Как если играют на скрипке, что ли?
— Можно и на скрипке, — сказал я.
Он недоверчиво и вместе с тем ошарашенно покрутил головой.
— Я вот о чем хотел вас спросить, — переменил я тему разговора.
— Что это за штука — Разорительница?
— Точно не знаю, — сказал он. — Ее называют так, а почему — непонятно. Мне не доводилось слышать, чтобы она кого-нибудь разорила. Опасно только оказаться у нее на дороге. Она — редкая гостья в наших краях. Мы не видим ее десятилетиями. Прошлой ночью она впервые прокатилась так близко от нас. По-моему, никому не взбредало в голову попробовать выследить ее. Она из тех, кого лучше не трогать.
Я видел, что он что-то скрывает, и потому решил на него надавить, не рассчитывая, впрочем, на удачу.