Могилы героев. Книга вторая
Шрифт:
– Света!- Прохрипел он.- Света!!!
– Жива баба твоя,- кивнул Кнок. В этот момент голос у него был нормальным человеческим голосом.- Не звери же мы…
– Света!!!- Максим бросился к двери.
– Папа! Папа!- Послышались детские голоса.
– Это им показалось,- прокомментировал Кнок и оттеснил Максима от двери.- Ну-ну, папаша, погоди маленько! Сейчас с человеком поговоришь, и иди на все четыре стороны!..
Максим посмотрел на него, на его напарника и понял, что Кнок не обманывает. Понял, что все закончилось. Осталось какое-то малое дело, сделав которое, он
– С кем? С кем нужно поговорить?- Лихорадочно спросил он и обратился в слух.
– Со мной.
Максим вздрогнул и обернулся. Странно, что он не заметил его. Впрочем, новый собеседник был почти неразличим в темноте.
– Будьте добры, вернитесь на кровать.
Максим попятился от двери. Он ясно слышал, как гудит среди детских голосов мужской бас.
– Вам завтра на работу?- Спросил незнакомец. По голосу Максим понял, что он уже пожилой человек.
– Да, с утра я должен выйти на работу. Сколько сейчас времени?
– Вы умный человек, Меркулов?- Его вопрос проигнорировали.- Если нет, вам придется поумнеть.
Максим судорожно кивнул в знак согласия.
– Ваша супруга с детьми гостили у родных, верно?
– Да.
– А вы ездили в Екатеринбург за покупками. Опоздали на пригородный и ночь провели на железнодорожном вокзале. Вы не хотели стеснять знакомых в городе и ночевали на вокзале. Верно?
– Да,- уже уверенней кивнул Максим.
– От дальнейших контактов с Верхошатцевым вы постараетесь воздержаться…
– Я понял.
– Это хорошо. Запомните, ничего особенного с вами не произошло. Запомнили?
– Да,- от волнения Максим даже заикнулся.- Я был в Свердловске и опоздал на пригородный.
– Очень хорошо. Сейчас вы выйдете с этим человеком,- Максим понял, что он говорит о Кноке.- И уже на машине заберете свою семью. Все должно выглядеть естественно… И не нужно играть с нами, Меркулов! Вы все запомнили?
– Да,- голос у Максима сорвался.
– Идите, Меркулов…
Он шел, не чувствуя под собой ног. Что за дом? Какая обстановка? Расположение комнат, люди? Ничего не запомнил. В его сердце стоял невыносимый, бесконечный, животный крик.
Кнок хохмил по-своему обыкновению. Но он его не слышал. На улице их встретила ночь. Молочно-белое дыхание клубилось в морозном воздухе.
– Держи!- Кнок что-то шлепком вложил в его ладонь.- Подарок от хозяина.
Максим посмотрел на ладонь и увидел золотые часы. Поднял на Кнока глаза:
– Зачем?
– Презент, дурик. Радуйся…
Они вышли за ворота. Следом за ними выехала "девятка".
– Садись,- Кнок подтолкнул его к машине.- Сейчас твои появятся.
Максим оглянулся назад.
– Садись в машину, я тебе говорю…
Максим сел на пассажирское место рядом с водителем. Незнакомого молодого парня за рулем сменил Кнок.
Когда из ворот вышла Света с детьми, в груди у Максима ёкнуло, и он попытался выскочить из машины.
– Спокойно,- придержал его Кнок.- Вы просто отдыхали друг от друга… Здорово, мамка!- Он вышел и облокотился на крышу автомобиля.
– Дядя Витя!- Радостно закричала Ксюша.- Здравствуй!
– Здорово,
Он все же вышел из машины.
– Здравствуй, милая.
– Здравствуй.
– Я так соскучился…
– Хорош базарить, поехали!- Кнок уже посадил детей на заднее сидение.
– А где у тебя полушубок?- Спросила Света.
– Дома оставил,- ответил за Максима Кнок.- Торопился за вами, чудик. Давай, Светка, садись резче! Мне еще в одно место успеть надо!
Максим улыбнулся и с неохотой выпустил ее узкую теплую ладошку.
Когда машина Кнока скрылась за поворотом, Кирилл посмотрел на корейца:
– Вы уверены, что это Смирнов?
– На сто процентов,- отозвался тот. Он сидел в глубоком кресле возле камина и потягивал из высокого стакана темное пиво. В кресле напротив него сидел мощный седовласый старик. Он позевывал и сонно смотрел на огонь. Между ними стоял низкий столик заставленный напитками и закусками.
– Ладно, ребятки,- сказал старик, поднимаясь.- Отдыхайте, а я на покой. Время позднее, а дело наше стариковское.
Кореец встал и поклонился ему на прощание.
11. Бездна.
Егор вздохнул глубоко и бесчувственно. На миг ему даже показалось, что весь воздух пролетел мимо легких. Сердце в груди ныло беспокойно и тягостно, и от этой боли бессонница становилась настоящей пыткой.
Он осторожно встал с кровати и вышел из спальни. Немного посидел на кухне с включенным светом, прислушиваясь к внутренним ощущениям. В ушах звенело, тело казалось невесомым, чужим. Он чувствовал каждый нерв, но с трудом заставлял себя двигаться и думать. Бессонница стала его наказанием. Он уже перестал бороться с ней, перестал бороться с самим собой. Устал опрокидываться в прошлое – в свой собственный ад. И все же перебирал каждую ночь память так, как перебирают четки. Бусина – день, еще одна бусина – еще один день. День за днем, день за днем и день самосуда…
В то утро моросил дождь. Было так сыро, словно прохудившееся небо накрыло землю. На автостанции Егор сел в автобус до деревни. Попутчиков было немного, знакомых еще меньше. За всю дорогу он перекинулся с ними буквально парой слов.
Родители Егора не ждали, но приезду обрадовались. В родительском доме было тихо и сонно, в углах притаились сумерки. Они долго сидели за обеденным столом. На подоконнике топорщился мясистой елочкой столетник.
Отец с матерью за последний год постарели.