Мои часы идут иначе
Шрифт:
Далее мне дали понять, что этими мемуарами я обеспечу себя до конца своей жизни, не считая того, что "после публикации откровений миллионеры выстроятся к вам в очередь"...
Таково, в общем и целом, предложение американской газеты, о котором, несомненно, знает мистер Кайзер и которое он не прочь дополнить своими намеками.
Однажды воскресным утром Кайзер появляется в моей квартире, как обычно, настаивает на моем согласии и дает понять, что во второй половине дня улетает в Вену, чтобы вести
На радостях, что Кайзера не будет пару недель, я совершаю две глупости: прошу его захватить в Вену костюм Пракка, который коллега оставил у меня в самом конце войны, а кроме того, привезти из Вены бриллиантовое кольцо, которое я, в свою очередь, оставила у Рудольфа Пракка на сохранение.
Вечером Кайзер не в Вене, а все еще в Берлине.
После спектакля он является в мою гримерную, не говоря ни слова, подходит к телефону, набирает номер и докладывает какому-то американскому майору, что он только что разыскал меня и, хотя уже поздно, пусть майор ждет его в любом случае...
Кайзер кладет трубку, бросает на меня красноречивый взгляд ("Итак, кое-что я раскрыл, моя дорогая..."), затем идет к двери, рывком раскрывает ее, проверяет, нет ли кого в коридоре, снова закрывает дверь, выключает свет, подходит к окну и всматривается наружу.
– Что это все значит, мистер Кайзер?!
Кайзер продолжает всматриваться в темноту и наконец спрашивает меня, с трудом сдерживаясь:
– Что за дельце вы задумали с этим костюмом?
– С каким костюмом?
– С тем, который якобы принадлежит господину Пракку.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Не изображайте из себя невинного ангелочка, дорогуша, вы - актриса. Притворяться - ваша профессия.
Я встаю, снова зажигаю свет и говорю совершенно спокойно:
– Как это часто бывает, существует два выхода, мистер Кайзер: либо вы уходите сами, либо я прикажу выкинуть вас отсюда.
Кайзер реагирует на это, как настоящий киногерой: с сожалением пожимает плечами, вынимает голубой листок бумаги из своей папки, медленно разворачивает его и кладет передо мной.
– Эта бумага вам, конечно же, не известна?
– усмехается он.
Передо мной лежит светокопия с какими-то кружками, линиями, геометрическими фигурами и математическими формулами.
– Нет, - отвечаю я, сбитая с толку, - я не знаю, что это такое.
– Так я и думал, - насмешливо улыбается Кайзер, - не соблаговолите ли взглянуть еще раз?..
Я рассматриваю светокопию ближе - по краю она явно была прострочена швом, остались дырки.
– Ну, что теперь скажете?
– Ничего.
Кайзер кивает, открывает свой чемодан, вынимает костюм Пракка и спрашивает:
– Но этот костюм вы узнаете?..
– Да.
– Вы дали его, чтобы я отвез в Вену...
–
– Значит, вы больше не отпираетесь?
– От чего я больше не отпираюсь?
Кайзер берет светокопию со стола и сворачивает ее:
– От того, что вы пытались переправить со мной эту бумагу в Вену...
– Я не понимаю вас.
Кайзер принимает вид полицейского комиссара, который близок к цели.
– Вы тщательно вшили бумагу вот сюда, - он показывает распоротую подкладку пиджака Пракка, - и, уж конечно, лучше меня знаете, какое значение имеют эти формулы для некоего физика-атомщика... в русском секторе Вены!..
– Вы сумасшедший?
– Нет. Я более чем убежден, милейшая, что вы и сегодня еще занимаетесь шпионажем, вернее, что вы снова занялись шпионажем...
Я ошеломленно смотрю на распоротый шов пиджака Пракка.
– Кто-то решил сыграть со мной дурную шутку, - говорю я тихо, - очень дурную шутку...
Кайзер сохраняет комиссарскую интонацию:
– Трюк вскрылся при проверке на границе. К моему, а еще больше вашему счастью, при этом присутствовал мой друг майор Бредли. Он поручился за меня. И по моей настоятельной просьбе согласился - пока!
– воздержаться от доклада по инстанциям... Что будет дальше, зависит от меня, госпожа Чехова!..
Последнее замечание Кайзера вернуло мне способность рассуждать хладнокровно: человек предлагает мне голливудский контракт и между прочим охотится за шпионами... Что бы это значило? Какой должна быть моя реакция? Я, само собой разумеется, должна была бы вышвырнуть его и заявить в полицию. Естественно...
Но в эти времена все неестественно. Господствует оккупационное право одностороннее право, мягко говоря... А Кайзер - американец.
И тем не менее я спрашиваю его, что он, как представитель "Парамаунта", имеет общего с "атомным" шпионажем.
– Сам по себе ничего, - бойко отвечает он.
– Но я должник перед моим другом майором Бредли и хочу как можно быстрее внести ясность в это сомнительное дело. Кроме того, я, как предъявитель костюма Пракка, по вашей милости попал в двусмысленное положение. Я, бывший солдат и сотрудник разведки, этого потерпеть не могу.
В последующие дни Кайзер обшаривает каждый квадратный метр театра и моей квартиры.
После этого заявляет, что теперь убежден в том, что я была без моего ведома вовлечена в контрабандный провоз документов. Некоторые признаки указывают на то, что определенные люди очень тонко воспользовались моим именем и моими контактами. Уже несколько дней за мной ведется наружная слежка неизвестными лицами, люди Си-ай-си* будто бы установили, что это, скорее всего, русские.
Я иду к телефону. Я собираюсь позвонить в совет-скую комендатуру, чтобы внести ясность.