Мои грехи, моя расплата
Шрифт:
– Это ты о чем? – хмуро посмотрел на него Ефим.
– Да вспомнил, как ты грушу на рынке молотил. Помнишь, когда в бригаду тебя взяли. Телегин сказал, что ты должен меня побить…
– Еще он клятву с меня взял, – напомнил Ефим.
– Да, было дело…
– Глупая клятва. А всю жизнь поперек горла стоит.
– Забудь.
– Забыть? – вздыбился Ефим. – Разве ты позволишь это забыть?.. Про то, что я должен был тебя побить, ты уже забыл. А про клятву – нет!.. Может, помянем Телегина, а? На кулачках, давай, а? Матч-реванш, ну!
– Ты шутишь? – удивленно посмотрел
Ефим ничего не сказал. Он снимал куртку и этим подтверждал, насколько серьезны его намерения.
– Ну смотри! Сам напросился!
Фальшивая доброжелательность вмиг слетела с Болека. Он снял куртку и свитер. И без предупреждения ринулся на Ефима, с чудовищной силой ударив его кулаком в переносицу.
Но сама ярость удержала Ефима на ногах, и он бросился к противнику. На встречный «пристрелочный» удар он даже не обратил внимания, но другой – убойный с правой – сбил его с ног. Болек не остановился на достигнутом, попытался добить Ефима ногой, но тот увернулся и сумел затем подняться.
Хватит с него, надоело быть мальчиком для битья. Давно уже пора избавиться от Болека раз и навсегда. Ефим хочет жить спокойно со своей семьей, чтобы не бояться внезапного выстрела. Он хочет без страха за свою жизнь съездить в Черногольск, повидаться с родными и близкими. Надоело ему быть изгоем! Хватит с него, настрадался!..
Ефим не обращал внимания на боль, но после пропущенных ударов его сильно штормило, в то время как Болек прочно держался на ногах. С каждой полученной плюхой становилось понятно, что только на технике с ним не справиться. Спасти Ефима от поражения могла только злость и физическая сила. Поднырнув под правую руку, он ринулся на Болека, сгреб его в охапку и вместе с ним рухнул на заплеванный пол.
Болек извернулся и ударил Ефима локтем в голову, аккурат по пластине. Ефиму показалось, будто он совершил кульбит в воздухе, настолько сильно закружилась голова. Но он все же ударил Болека головой в нос.
Удар оказался на редкость точным, но ему не хватило силы, чтобы сокрушить противника. Но Болек на какие-то мгновения потерял способность соображать. Это был легкий нокаут, но Ефим сумел использовать это незначительное преимущество и нанес очередной удар. За ним – еще один… И еще…
«Это тебе за Черногольск… Это за Москву… За Крым…»
– Атас! Рексы! – крикнул кто-то за спиной.
Милицейская дубинка опустилась Ефиму на голову, и сознание провалилось в бездонную темную пропасть.
Глава 44
Темные кудряшки волос, широкий лоб, глаза выразительные, но маленькие, вздернутый носик, легкий пушок над тонкой губой, узкий подбородок… Ефим смотрел на сидевшую перед ним женщину и удивлялся самому себе. Мундир капитана юстиции шел ей, в нем она выглядела более привлекательно, чем если бы на ней был просто деловой костюм или платье. И все же при всем желании он бы не смог назвать ее женщиной своей мечты. Откуда тогда в паху давно уже забытое и такое чертовски приятное ощущение…
Следователь что-то говорила, но Ефим слышал только шум крови в ушах. После драки ему пришлось плохо: три дня пролежал он
– …Вы должны понимать, что совершили уголовное преступление…
Как будто кто-то включил громкость, и Ефим наконец услышал, о чем говорила ему женщина. Движением век он показал, что осознает свою вину. Хотя досталось ему никак не меньше Болека. А раз так, зачем этот сыр-бор с расследованием городить?..
– Вы, гражданин Болотов, жестоко избили человека…
И вновь звук непостижимым образом исчез. Следователь продолжала говорить, но Ефим ее не слышал. В конце концов до нее дошло, что установить с ним контакт невозможно. Она что-то сказала в гневно-репрессивном духе и ушла.
Приятная тяжесть в паху исчезла, и вместе с тем к Ефиму снова вернулся слух. Плохо, если между этими двумя обстоятельствами есть какая-то связь. Но лучше так, чем никак…
Кажется, Ефим уже понял, что произошло. Клин клином вышибают. Болек ударил его локтем в пластину, и после этого сильнейшего потрясения встал на место какой-то шарик-ролик, отвечавший за мужскую силу. И если все так, то ему очень повезло, и он мог согласиться с мудростью Ницше. То, что не убило, сделало его сильней…
– И откуда только такие дуры берутся? – хмыкнул сосед по койке. – До самоубийства довел…
Ефиму стоило больших усилий повернуть к нему голову. Его недоуменный взгляд взывал к объяснению.
– Натворил ты, брат, дел, – усмехнулся мужчина с безобразной родинкой на носу. – Крутого авторитета избил… Ты хоть понял, что тебе шьют?
Ефим повел головой, пытаясь сказать «нет». И арестант понял его.
– Эта дура тебе сто десятую пришить пытается. Доведение до самоубийства… Вчера твоего авторитета в соседней палате нашли, с петлей на шее. Типа сам повесился… Ну не идиоты! Ясно же, что это заказуха!..
Сосед продолжал еще что-то говорить, но одно было ясно Ефиму – Болека больше нет на свете. Он довел своего врага до больничной койки, чем сыграл на руку очередному наемнику. Видимо, Болек был так плох, что не смог уберечь себя от убийцы. Потерял контроль над ситуацией и поплатился за это собственной жизнью…
– Да ты не переживай, брат. Ничего тебе не будет, – сказал сосед. – Эта баба дурью мается, переполох у них большой из-за твоего авторитета. Не усмотрели, не уберегли, все такое… А с тебя какой спрос? Ну, подрался, ну, сломал нос. После того, что случилось, это уже не имеет значения…
Он оказался прав, следователь-женщина Ефима больше не беспокоила. Зато через два дня к нему пожаловал Пиренейцев.
– «Хорошо» пишется через «ху», – усаживаясь, сказал он. – А «очень хорошо» через «о»… С чего начать, с «Ху» или с «О»?
Ефим молча пожал плечами.
– Тогда начнем с «О»… Ты был прав, Скунцеву убил Жора. Найти его долго не могли, а когда нашли, он сам во всем признался…
Ефим благодарно улыбнулся. Похоже, «о» с этих пор будет самой любимой его буквой.
– А «ху» в том, что у тебя при обыске нашли пистолет… Но я сказал, что это хорошо, а не плохо. Почему я так сказал? Потому что пистолет был изъят без протокола, без понятых… Намек понял?