Мои каникулы в голове физрука Клюшкина

Костенко Константин

Вот, дети мои, и всё, что вам надо знать о сэре Гуго Баскревиле и о проклятой мыши, которая преследует наш род на протяжении многих лет и не даёт спокойно наслаждаться сыром.

Я закрыла книгу. Да-а! В оригинале, насколько знаю, события повести Конан Дойля развивались чуть-чуть иначе.

Вернулась мама. Её лицо выражало беспокойство.

– Народ, - сказала она, - боюсь, мы попали в какую-то передрягу.

– Что опять?
–  поинтересовался папа.

– Я дошла до головного вагона… Кабина машиниста пуста.

Поездом никто не управляет. По-вашему, это нормально?

– Может, это ещё одна секретная линия?
–  спросила я.

– В голове?

– Ну, мало ли… В голове вообще много линий. Я имею в виду, извилины.

– По-моему, она здесь одна. Только невероятно запутанная.

– А что с другими пассажирами?
–  осведомился папа.
–  Ты не догадалась заглянуть в купе других вагонов?

– А вот это уже вторая странность, - ответила мама.
–  Поезд абсолютно пуст. Поезд-призрак. Мы единственные.

– Что ж, - хрустнув газетой и возвращаясь к чтению, сказал папа, - не будем удивляться. Мы ведь договорились.

– Присядьте, - предложил маме Шарипов.
–  Съешьте сухарик.

Усевшись на полку, мама стянула деревянные шлёпанцы и стала разминать ноги. Послышался стук.

– Что это?
–  насторожилась мама.

Постучали ещё.

– Стучат в дверь, - сказал папа.

– Мистика какая-то, - тихо проговорила мама.
–  Я прошла поезд до самого хвоста. Никого не было. Шарипов, да гавкни ты уже, наконец, для приличия.

– Не понимаю, зачем?
–  удивился пёс.

– Чтобы знали, что с нами собака и остерегались. Мы же не знаем, кто там.

– Ну, гав, - нехотя сказал Шарипов.

– И всё?

– Гав! Гав-гав! Достаточно?

– Я открою, - спрыгнув с полки, сказала я.

– Таня, осторожно.
–  Папа поднялся, вооружившись свёрнутой в трубку газетой.

Я открыла. За дверью стоял незнакомец в ярко-сиреневом пиджаке и таких же брюках. На вид ему было около пятидесяти. Голову украшала беспорядочная шевелюра с густой проседью, больше похожая на гнездо, под носом были точно такие же пышные и взлохмаченные усы. Ещё одной необычной и отличительной деталью его гардероба была обувь: сверкающие в электрическом свете туфли из позолоченной кожи. Было в нём что-то от фокусника.

– Кто вы?
–  поинтересовалась мама.

Поглядев на нас широко раскрытыми и слегка безумными глазами, незнакомец произнёс:

– Ни за что и ни при каких обстоятельствах не переключайте синий тумблер. Слышите?

– Простите, - спросил папа, - что за тумблер? Где он?

– Не знаю, - ответил незнакомец, - но если увидите, не троньте. Лучше обойти стороной. Иначе всем нам несдобровать. А теперь простите за беспокойство… Спокойной ночи.

– Стойте!
–  опомнилась мама.
–  Нам с вами надо поговорить.

Но сиреневый незнакомец, будто не слыша, покинул купе. Быстро натянув деревянную обувь, мама потребовала, чтобы Шарипов шёл за ней: ей нужна охрана. Ссылаясь на неважное самочувствие, Шарипов сказал, что предпочёл бы остаться. Мама заметила, что до тех пор, пока он не обнаружил способности говорить, он ей нравился больше, и что природа мудро распорядилась, лишив домашних питомцев возможности озвучивать свою

точку зрения, чтобы их хозяева не разочаровались. Выслушав обличительный мамин монолог, папа сказал, что пойдёт вместо Шарипова.

– Тогда скорей, иначе он исчезнет!
–  поторопила мама.

Я пошла с ними. Шарипову сделалось стыдно, и он бодро засеменил впереди семейства, виляя завитушкой хвоста и обнюхивая длинную ковровую дорожку в вагонном проходе.

– Туда!
–  уверенно сказал он.
–  Этот человек направился в соседний вагон.

Мы поспешили.

Скажу сразу: никакого незнакомца в золотых туфлях мы не нашли. Всё было так, как сказала мама: поезд оказался пустым, и мы неслись не известно куда.

Папа вновь предложил не поддаваться панике, а просто пойти в купе и спокойно лечь спать: утро вечера мудренее. Что же касается непонятного синего тумблера, то мы его, конечно же, не тронем.

– Ведь так?
–  обратился к нам папа. При этих словах он поглядел на нас с надеждой и в то же время лёгкой долей сомнения, словно не был вполне уверен в твёрдости наших обещаний.

11. Красный тумблер

Я проснулась от скрежета. Поезд тормозил. За окном сиял солнечный день. Мама с папой были на ногах.

– Лето! Самое настоящее лето!
–  выглянув в окно, радостно оповестила мама.

– Какая-то станция. Или полустанок, - стоя рядом с мамой, сказал папа.

– Татьяна, Шарипов, - складывая постель, поторопила мама, - встаём, не разлёживаемся. Кажется, приехали. Надеюсь, впереди нас ждёт самый настоящий отдых!

– Я тоже на это надеюсь, - сворачивая матрас рулоном, добавил папа.
–  Как-никак были заплачены деньги.

Деревянный перрон был пуст. Мы вышли. Помимо сумки, папа нёс два пухлых пакета с зимней одеждой. Было тепло. Даже жарко. В нескольких метрах от железнодорожного пути, вблизи посыпанной гравием площадки было небольших размеров строение, вроде избушки. Зелёного цвета, с островерхой шиферной крышей. Под крышей крепилась вывеска с названием станции: «Мозговедческая».

– Интересное название, - заметил папа.

– Гораздо интереснее и страннее было бы, - возразила мама, - если бы станция называлась, допустим, «Сосновый бор» или «Горные ключи». А так - в самую точку. Но всё это ерунда. Меня сейчас гораздо больше волнует, где представитель фирмы. Нам его ждать или появиться сам?

– По-моему, это он, - сказала я, увидав, как из зелёной избушки появляется мужчина… в ярко-сиреневом костюме и сияющих позолотой туфлях. Да-да, это был он, вчерашний незнакомец! Только на этот раз гладко причёсан на косой пробор. Когда он подошёл, я увидела, что его усы тоже причёсаны на одну сторону, туда же, куда чёлка. Несмотря на свой несколько диковатый вид, незнакомец в этот раз выглядел менее подозрительно. Широко и любезно улыбался. В его костюме я заметила дополнительное новшество: широкий, возможно, серебряный медальон на цепочке. Вглядевшись, я различила гравировку: мозговые полушария, вид в профиль, снизу колёса. Мозг на колёсиках. Должно быть, это символизировало тесное сотрудничество нейробиологии и туристического бизнеса.