Мои красные туфли

Меррил Лиана

– Всего пять минут! – жалобно воскликнула Карли. Она могла заниматься этим часами. Почему, ну почему она не затеяла печь огромный пирог?

Эван легко поднял девушку, чтобы она могла обвить его ногами, и стремительно вошел в нее, словно не имел в запасе ни единой свободной секунды. Собственно, так оно и было.

Кухня наполнилась ароматами масла, ванилина, шоколада и звуками желания, страсти и безумного секса.

– Три минуты, – слегка задыхаясь, заметил Эван, взглянув на часы.

– О Господи, Эван, заткнись! – завопила Карли, как можно крепче, почти отчаянно, цепляясь за него руками и ногами. Она почти умирает, а он занимается арифметикой.

Карли, Эван и печенье дошли до кондиции почти одновременно, с разницей всего в несколько секунд. Глядя, как обворожительный полуголый Эван вытаскивает противень из духовки, Карли поймала себя на мысли, что отныне звонок кухонного таймера навсегда останется для нее символом высшего наслаждения и будет вызывать соответствующую реакцию. Довольно щепетильная ситуация.

Они с удовольствием принялись поедать вкусное печенье, запивая его холодным молоком. Карли жевала с каким-то горьковато-сладким удовлетворением. Свежее печенье наполнилось особым смыслом. Ведь эти двенадцать минут она могла провести в полном одиночестве.

– Хочешь, пойдем в «Боул»? – неожиданно предложил Эван.

– У меня после него всегда болит рука, – отказалась Карли.

– Не в боулинг, – медленно объяснил Эван, – а в «Холливуд Боул» [2] . Сегодня среда, а по средам там играют танго Пьяццолы. Можно устроить пикник.

2

«Голливудская чаша» – голливудский летний театр.

Карли взглянула с подозрением. Неужели он предлагает сидеть под звездами, потягивать вино и слушать музыку?

– Ты что, приглашаешь меня на свидание?

– Похоже, что так. – Судя по всему, самого Эвана эта мысль тоже удивила.

– Пойдем, – согласилась Карли, счастливо улыбаясь и засовывая в рот любимому очередное печенье. Может быть, все-таки ей не придется больше печь печенье в полном одиночестве?

На следующее утро, после того как посуда уже была вымыта и расставлена по местам, а Эван сидел за столом и разгадывал кроссворд, Карли наконец отважилась высказать свое предложение.

– Я вот думала о фильме.

Эван одобрительно кивнул, словно именно так и следовало поступать.

– У меня есть кое-какие сбережения…

– Нет, – тут же отрезал он. Карли присела рядом.

– Но ведь ты даже меня не выслушал.

– А мне вовсе незачем тебя слушать. Твои деньги я все равно не возьму. Найду какой-нибудь другой выход.

Карли наклонилась поближе.

– Но ты и не будешь брать деньги. Я дам их тебе в долг. Эван покачал головой:

– Нет.

Карли попыталась еще раз:

– Беспроцентный заем?

– Нет.

– Ну почему ты отказываешься? Тебе нужны деньги, а я их предлагаю. Так в чем же проблема? Пленки Пита – огромная удача, но ведь ты сам сказал, что бюджет слишком скромен. Даже с помощью Декса тебе будет очень трудно скопировать весь аудиоматериал и одновременно закончить фильм. Все равно придется где-то искать деньги. Так почему бы не взять их у меня?

Эван пристально посмотрел прямо в глаза Карли.

– И что же ты хочешь взамен своих денег?

– Хочу помочь тебе закончить фильм, – ответила она, полагая, что говорит о вполне очевидном.

– И все? – Эван нетерпеливо постучал ручкой по газете.

– Конечно. – Она посмотрела на красноречиво пляшущую ручку. – Что же еще?

Заметив взгляд, Эван перестал стучать.

– А как насчет

части фильма? Или даже части меня? Разве банк Карли действует не на таких условиях?

– О чем ты говоришь, Эван? Он откинулся на спинку стула.

– Дана рассказала мне о твоих беспроцентных «займах» брату и сестре.

– Разве моя помощь Джулиану и Стейси в оплате колледжа имеет какое-нибудь отношение к фильму? – расстроенная подобной реакцией, спросила Карли.

– У тебя много общего с могущественным Биллом Мак-лишем, – презрительно заключил Эван. – Закон стар как мир: тот, кто платит, диктует собственные правила. Но тебе не удастся купить ни меня, ни мой фильм. Видишь ли, ни то, ни другое не продается.

В душе Карли ярким пламенем разгорелся гнев. Она не смогла сдержать обиды:

– Как ты смеешь сравнивать меня со своим отцом! Я вовсе не требую оплаты ни за любовь, ни за проведенное вместе время! Впрочем, ты прав: это мои деньги, и распоряжаюсь я ими сама. А потому могу отдать их тому, кому посчитаю нужным, – просто потому, что мне так хочется. Неужели тебе ни разу не приходило в голову, что человек может руководствоваться в своих поступках не только жадностью?

– Если честно, – признался Эван скучным бесстрастным голосом, – ни разу.

Его ледяной тон моментально заморозил в душе Карли остатки гнева.

– Я вовсе не пытаюсь купить фильм или отобрать его у тебя, поверь, Эван, – почти взмолилась она. – Напротив, я стараюсь сделать его твоим.

Ответ оказался столь же холоден, как и выражение лица Эвана.

– С какой стати я должен тебе верить?

– Ну вот, вернулись к тому, с чего начинали. Ты отказываешься мне доверять, и я не в силах тебя переубедить. Искренне хочу помочь, но ты отвергаешь любую помощь. Стремишься контролировать все и вся. Знаешь что? Это невозможно. Вот ты считаешь, что я стремлюсь испортить твой фильм. Так позволь, я кое-что тебе скажу. – Карли по-детски ткнула в грудь Эвана пальцем. – Если кто и портит фильм, так это именно ты! Только ты со своей необузданной гордостью!

Еще не кончилось утро, а так много суливший день уже взорвался и разлетелся на мелкие кусочки. Она, как полная дурочка, расслабилась и перестала во всем искать подвохи и ловушки. И не поняла, что свет, показавшийся в конце тоннеля, исходил от фар стремительно летящего навстречу поезда.

– До свидания, Карли. – Эван встал и притронулся к ее щеке. На лице его ясно читались разочарование и сожаление.

Вот и все. Сначала он играл ее сердцем, как мячиком, а теперь вот упаковал его и спокойно отправился домой. Ничтожество. Ее любимое ничтожество.

– Прежде чем ты уйдешь, – заговорила Карли, едва сдерживая слезы, – хочу, чтобы ты знал…

– Не надо, – резко прервал Эван и быстро покачал головой.

– Не надо говорить, что я люблю тебя? – В уголках губ родилась едва заметная обреченная улыбка. – Или не надо тебя любить?

– И то и другое, – резко ответил Эван. – Ничего не надо.

– Может быть, твое сердце и делает то, что приказывает ему голова, но мое отказывается подчиняться, – печально возразила Карли. Она уже и раньше разбивалась и горела на этой дороге. Но на пути к разбитому сердцу не осталось никаких следов, ничего, что могло бы показать, что ранимая, чуткая душа сомневалась, колебалась и даже с силой жала на тормоза, прежде чем слететь с шоссе в кювет небытия. – Как бы там ни было, нравятся тебе мои слова или нет, а я тебя люблю. Понимаю, что затея пустая и, возможно, даже смертельная. И все-таки люблю всем своим глупым сердцем.