Мои московские улицы
Шрифт:
Теперь основное здание Федерального собрания наглухо перекрывают проход к нашей школе № 170. Сегодня пройти к школе с Б. Дмитровки невозможно, нужно пробираться к ней окружными путями со стороны Петровки или Петровского переулка. Когда же я, наконец, недавно в порядке эксперимента добрался до неё, на пороге родной школы меня остановил окрик охранника: «Ваши документы!». Новые времена, новые порядки и правила.
«Гусары» с нашей улицы
Особо хотелось бы выделить два переулка, находящиеся в непосредственной близости от нашего дома. Один берет свое начало от Тверской улицы и выходит на Б. Дмитровку прямо напротив комплекса административных зданий Федерального собрания РФ, а другой отходит от Б. Дмитровки к Петровке после дома № 28. В наше время первый назывался улицей Немировича-Данченко. Теперь он – Глинищевский переулок. Ему возвращено древнее название этой местности – Глинищи. Второй в начале XIX века был Богословским переулком,
Оба эти переулка сами по себе имеют все основания претендовать на статус исторических памятников. Но для меня они еще имеют определенную эмоциональную составляющую, личное притяжение ностальгического характера. С ними связаны счастливые годы юношеской дружбы и тесного товарищеского общения с друзьями по духу, интересам и поискам себя в этом мире. Свой небольшой коллектив, сложившийся еще в школьные годы, мы по-мальчишески наивно окрестили «обществом гусар», а себя гусарами – в разных номинациях.
К седьмому классу некогда превалирующий интерес, объединявших всех ребят класса – футбольное помешательство – стал ослабевать. Появились другие увлечения. Наш класс стал распадаться на группы по индивидуальным интересам, которые все заметнее заявляли о своем праве на существование, разрушая сложившуюся модель господствующего классного единообразия. К этому времени меня прибило к группе ребят разных по характеру, темпераменту, воспитанию, но в чем-то единых по своему внутреннему настрою, отношению к происходящим вокруг нас событиям и окружающим людям. В нашу компанию входили: Гена Гладков, Митя Урнов, Павлик Алексеев (Буба), Олег Ряшенцев и Вася Ливанов. Разнообразие в личностных характеристиках членов нашей группы делали взаимное общение не только занимательным, но и взаимообогащающим интеллектуально, – если так можно сказать об отношениях 14-летних мальчишек. Нас объединяла, – сегодня это звучит не совсем понятно, – определенная книжная начитанность. Мы беспорядочно, но много читали. Это не проистекало от нашего стремления к знаниям. Просто в наш век – дотелевизионный и докомпьютерный – книга была самым доступным для нас методом познания мира вообще, и взрослого в частности. Мы читали все, что попадалось под руку, обмениваясь книгами и впечатлениями от прочитанного, часто в разговорах между собой фантазируя и домысливая продолжения различных сюжетных линий поведения книжных героев. Лихо к месту и невпопад козыряли понравившимися фразами и словечками из чеканных формулировок Остапа Бендера и «Бравого солдата Швейка», на свой лад переиначивали словесные изыски персонажей Чехова и Дюма, Зощенко и О’Генри, Марка Твена и Бабеля. Такая камерная книжная общность невольно приводила к единому знаменателю в восприятии окружающего мира и, тем самым, еще больше сближала нас.
Мы усиленно гнали время вперед, стремясь поскорее стать взрослыми и независимыми людьми, не сознавая, что убегаем от лучших лет своей жизни.
Геннадий Гладков и Василий Ливанов были первыми из нашей компании, кто самостоятельно принял взрослые решения, радикально изменившие условия и само направление их жизненного пути. После окончания седьмого класса Геннадий поступил в химико-технологический техникум, а Василий – в художественное училище при МГХИ им. В. И. Сурикова.
Как ни странно, выход наших друзей из закрытого от многих жизненных напастей пространства школьного существования в открытый мир почти взрослой ответственности за свои поступки не только не привел к распаду компании «гусар», – как мы продолжали называть себя по привычке, но наоборот – еще более сплотил нас впервые осознанным ощущением хрупкости человеческих привязанностей и желанием во что бы то ни стало сохранить их. Наши встречи превратились в регулярный и приятный ритуал постоянного общения. В хорошую погоду мы вытаскивали друг друга на вечерние прогулки по привычному кольцевому маршруту: от Петровского переулка, где жили Г. Гладков и О. Ряшенцев, – по Большой Дмитровке к «Полтиннику», затем вверх по Столешникову переулку к Тверской площади, далее вдоль Тверской улицы до Пушкинской площади и вновь на Б. Дмитровку к Петровскому переулку. Если погода или настроение требовали другого времяпрепровождения, заваливались к Митьке Урнову в квартиру его родителей на Страстном бульваре в тот дом, в подножье которого сегодня проделан проход на станцию метро «Чеховская», или к Павлу Алексееву в Глинищевский переулок, или, наконец, оседали у Геннадия Гладкова, благо его мама обычно работала допоздна.
Гладковы жили в центре Петровского переулка во дворе дома № 8, смотрящего через дорогу на причудливое здание в русском, можно сказать – сказочно-теремочном стиле. Это здание бывшего до революции частного театра антрепренера Корша, в котором затем давал свои спектакли филиал МХАТ, а ныне здесь – Государственный Театр Наций «с невнятным репертуаром и знаменитым шефом – актером Евгением Мироновым».
Появилось
Бывший театр Корша в Петровском переулке, ныне Государственный Театр Наций
Шесть многоэтажных, похожих друг на друга доходных домов рядом с театром, из которых только два выходят в переулок, построили сами братья Бахрушины в середине 90-х годов позапрошлого века. В этом своеобразном квартале в 1918–1923 годах в квартире своего приятеля А. Мариенгофа жил Сергей Есенин. Позднее здесь проживала знаменитая советская актриса Мария Бабанова. В нашу «гусарскую» бытность в одном из этих домов жил со своими родителями наш товарищ по классу, будущий архитектор и скульптор – Олег Ряшенцев.
Как уже говорилось, напротив театра Корша – Театра Наций, на противоположной стороне Петровского переулка стоит дом № 8, ампирный особняк, выстроенный архитектором О. Бове для собственной семьи. Тогда это был двухэтажный особняк. В начале XX века этот особняк был перестроен в доходный дом.
Если пройти по туннелеобразному проходу во внутренний двор дома № 8, то оказываешься в небольшом внутреннем пространстве этого дома, полукруг которого разрывает непритязательный двухэтажный домик, похожий на куб со стертыми гранями. Официально это – строение № 2. Такие служебные постройки почти всегда сопровождали доходные дома. Второй этаж в таких постройках предназначался для персонала, обслуживающего технические потребности основного доходного дома, а нижний использовался как складское помещение. В советское время квадратные метры в таких служебных помещениях превратились в официальную «жилую площадь», куда судьба каким-то образом забросила семью Гладковых.
Первый раз у Геннадия дома я побывал, когда учился в четвертом или пятом классе. В тот день у нас по какой-то причине не состоялась после школы наша обычная футбольная баталия. И мы с Геной, в сопровождении Вовы Крафта, нашего одноклассника, оказались во дворе дома № 8 по Петровскому переулку, где жили Вова и Геннадий. Двор этого дома был плохо приспособлен для футбола. Круглый по своей конфигурации двор, был мал по площади для нашей любимой игры, а первый этаж огибающего двор здания изобиловал большими беззащитными окнами. Учитывая это, мы поставили безотказного Вову в ворота – туннелеобразный въезд в этот двор – и лениво «стучали» ему резиновым мячом с разных точек, довольные тем, что Вова безропотно бегал за каждым пропущенным мячом и послушно возвращал его нам для продолжения нашей тренировки. Наконец, наш уставший вратарь взмолился о перерыве, и Гена повел нас к себе домой напоить водой.
До сих пор хорошо помню узкую темную лестницу, ведущую на второй этаж, скрипучую дверь на втором этаже и резкий неистребимый запах коммунальной кухни тех лет. Еще два-три шага по узкому неосвещенному внутреннему коридорчику – и мы входим в крохотную комнату с одним маленьким окном справа, все жизненное пространство которой занято квадратным обеденным столом, кроватью и прижавшимся к стене пианино. Передвигаться по комнате можно было только боком вокруг стола. Матерчатая занавеска отделяла вторую «комнату» этой «квартиры»: слепой, пеналоподобный закуток, в котором с трудом помещалась одноместная кровать – это комната Геннадия. Вот на этой жилплощади и проживали Гена с братом Костей и их мамой. Их отец, Гладков Игорь Иванович, профессиональный музыкант, – как потом пояснил Геннадий, ушел из семьи. Тогда же обратил внимание на аккуратную стопку нот, лежащую на пианино. «Ты играешь?» – поинтересовался, указывая на пианино. «Только учусь», – коротко пояснил он и перевел разговор на другую тему. Но уже через несколько лет, когда началось наше регулярное «гусарское» общение, уже нельзя было не замечать его музыкальную одаренность. Без каких-либо усилий с его стороны Геннадий стал нашим безоговорочным музыкальным авторитетом, лидером и просветителем.
Когда мы собирались у него дома, он обычно занимал место у пианино и, рассказывая что-то, постоянно иллюстрировал свое повествование музыкальными заставками. Часто по нашей просьбе он проигрывал нам последние музыкальные новинки, услышанные в советских и зарубежных кинофильмах, в редких радиопередачах «Зарубежные эстрадные мелодии». Откуда-то у него появилась гитара, игрой на которой он моментально овладел и, аккомпанируя себе, пел несильным, но абсолютно правильным и выразительным голосом гусарские баллады, цыганские романсы, популярные песни советских композиторов, частушки и блатные песни из репертуара Коли Кондаурова, криминального авторитета, проживающим во дворе их дома.