Мои пригорки, ручейки. Воспоминания актрисы
Шрифт:
Лосева давно уже нет, а у нас принято об ушедших вспоминать хорошо или никак. Но тогда все в театре понимали, что я была права. Однако никто не решился встать и назвать вещи своими именами. Одна Талызина. Уже в тот момент, когда я это говорила, я понимала, что опять навлеку на себя неприятности.
Когда Павел Иосифович Хомский решил ставить «Мамашу Кураж» со мной в главной роли, он объявил Лосеву: «Да, я считаю, что Талызина сыграет эту роль». Наш директор, естественно, был против, категорически. Вообще моя судьба в театре складывалась с позиции этой неприязни. И роль мамаши Кураж мне не досталась бы никогда, если
Прямо в театре с Лосевым случился удар, его положили на носилки, но он ещё разговаривал, и Павел Иосифович к нему подошёл и сказал: «Так я даю распределение „Мамаши Кураж”?» Он махнул рукой. Так я получила главную роль.
Спектакль «Мамаша Кураж». Я и мои дети
До этого у меня в театре вообще был период простоя. Но честное слово, я никогда не думала о том, чтобы хлопнуть дверью и уйти в другой театр. Слишком много связывало меня с прославленной сценой Театра имени Моссовета.
С «Мамашей Кураж» получилось неожиданно. Когда Павел Иосифович спросил, в какой пьесе я бы хотела сыграть, я ответила, что мне нравится «Лес» Островского. Но Хомский сказал, что Островский не его автор. И предложил «Мамашу Кураж».
Тогда шла война в Чечне. Груз 200, взрывы – это было очень близко. А Павел Иосифович помнил войну: он в шестнадцать лет пошёл на фронт добровольцем. Рыл окопы, а потом над головой шли танки. Он чудом остался жив.
«Мамашу Кураж» мы играли три года. Партер был полный, но на ярусах оставались свободные места. Самое главное – никто не уходил. А потом ко мне на улице подошла незнакомая женщина. Как она меня узнала? Я стояла в какой-то очереди, в очках, в обычной одежде. Эта женщина мне сказала, что видела разных исполнительниц мамаши Кураж: и Глизер, и Елену Вайгель, и Касаткину, но я ей понравилась больше всех. Такое признание дорогого стоит…
Когда Н. мне рассказал, что в моей «невыездной» истории сыграли роль коллеги по театру, я испытала шок. Конечно, я радовалась, что наконец содран этот ярлык неблагонадёжности, мешавший мне в жизни. Но ещё больше меня потряс его поступок. Я понимала, как он рисковал. Он признался: «Если ты когда-нибудь кому-нибудь это расскажешь, мой сын останется без куска хлеба, потому что я ничего другого делать не умею. Я – военный, и у меня больше нет никакой профессии».
Когда приехала моя француженка Элиана и сказала, что может прислать мне приглашение, я всё равно не была уверена, что меня выпустят. Спросила у Н., смогу ли воспользоваться приглашением. Он сказал: «Пусть присылает! Тебе разрешат, не волнуйся! Ты пойдёшь с приглашением в ОВИР. Там есть такая Любовь Ивановна. Она сделает всё возможное».
Он красиво за мной ухаживал, но я понимала, что в таком формате наша история не может тянуться годами. И однажды решилась: «А что у нас этот роман? Всерьёз что-то будет или нет? Ты женишься на мне?» Последовали слова: «Как только скажешь». Я ответила: «Ну, вот я говорю». Он промолчал. Продолжение не последовало. А я всё как-то верила, что у нас сложится.
Он
Наша история продолжалась долго, около шести лет. Почему-то я надеялась, что каким-то чудесным образом у нас всё получится. Наверное, я боялась резать по живому и ждала, пока мое чувство само отомрёт. Но до меня, наконец, дошло, что впереди – бесконечный тоннель, и во мне созрело решение поставить точку на этих затянувшихся и таких мучительных отношениях.
Чувство, которое занимало всё моё сердце, таяло, словно снег на мартовском солнце. И настал момент, когда я поняла, что любовь прошла.
И в этот момент, так бывает, я встретила другого мужчину. Бог подарил мне последний страстный роман, который согрел мою жизнь, озарил её глубоким чувством.
Будучи честным человеком, не умея и не желая ничего скрывать, я сказала Н.: «Между нами всё кончено». Объяснение было трудным. Мы расставались, но прошлое нельзя зачеркнуть.
Не прошло и двух дней после нашего объяснения, как н. мне выдал полную информацию о моём новом друге. Он знал о нём всё: имя, фамилию, адрес, возраст, профессию…
В поступке Н. высветилась вся его кагэбэшная сущность. И это стало последней каплей, эпилогом нашей любви.
Н. звонит мне до сих пор. Не часто, но всё-таки напоминает о себе. Жизнь его сложилась не слишком счастливо, и я точно знаю, что наш роман был самой яркой страницей его жизни.
Когда с приглашением от Элианы я пошла в ОВИР, Любовь Ивановна сказала: «Да, это возможно». И меня пустили в Париж. Это было, конечно, странно, потому что я ничего не подписывала. Шёл 1980 год.
Если говорить честно и откровенно, в долгожданный день моего отъезда в Париж были похороны моей подруги Лены Судаковой. Это ассистентка режиссёра, которая дружила с Ниной Скуйбиной. Она мне говорила: «Валя, я твоя пятая нога!» Но пятой ногой она особо не стала, хотя относилась ко мне превосходно.
Нина – худенькая, чёрненькая, невероятно чувственная и деликатная. Она одиннадцать лет была любовью Эльдара Александровича. Этот долгоиграющий роман с Рязановым, которого она ласково называла Эликом, её вымотал.
По сути, Нина была его правой рукой: читала сценарии, редактировала. Её фамилии даже не было в титрах, но Нину это волновало меньше всего. Она ждала предложения руки и сердца, но Рязанов медлил. Любое терпение имеет известные пределы, вот и Нина решилась на прямой разговор со своим Эликом. Это совпало со съёмками «Иронии судьбы». Получилось, что актёры стали невольными свидетелями выяснения отношений Нины и Эльдара Александровича.
После премьеры они поженились, но – вот судьба – счастье Нины оказалось недолгим. Она медленно уходила от рака лёгких. Та же болезнь съедала Жаклин Кеннеди. После её смерти Нина сказала: «Вот ушла Жаклин, через неделю уйду и я». Нина была в расцвете лет.