Мои странные мысли
Шрифт:
Однокомнатный гедже-конду, который он с такой любовью описывал ей на встречах в «Конаке», стал почти руиной. Там все еще был земляной пол, как и тридцать лет назад. Туалет был просто дырой в земле. Через маленькое окошко туалета был слышен рев грузовиков, проезжающих по кольцевой дороге. Рядом со старой дровяной печью стояла электрическая плита. Мевлют не мог найти незаконную проводку, но он по опыту знал, что в районах вроде Кюльтепе никто не покупает электроплиту, если не может своровать для нее электричество. Шаткий стол с короткими ножками, за которым он учился ребенком, все еще стоял здесь, как и деревянная кровать.
Но мир вокруг домика совершенно изменился. Когда-то полупустой холм теперь был покрыт трех– и четырехэтажными бетонными зданиями. Грязные некогда дороги теперь были все заасфальтированы. Многие гедже-конду были снесены, на их месте появились многоэтажные офисные здания для юристов и бухгалтеров или студий архитекторов. Каждая крыша была утыкана спутниковыми антеннами и рекламными щитами, изменив картину, которую Мевлют привык видеть, хотя тополя и минареты мечети Хаджи Хамита остались такими же, как и были.
Мевлют использовал последние сбережения, чтобы застелить пол, отремонтировать крышу, сделать туалет, а также покрасить стены. Сулейман пару раз присылал на помощь фургон от своей строительной компании, но Мевлют никогда не говорил об этом Самихе. Он старался ладить со всеми и не хотел, чтобы кто-либо осудил его свадьбу.
У него было нехорошее предчувствие оттого, что дочь в Измире не подавала вестей все лето и даже ни разу не приехала в Стамбул, но он старался выкинуть подобные мысли из головы. Однако, когда они с Февзие начали обсуждать свадебные планы, младшая дочь не смогла больше скрывать правду от отца: Фатьма была против женитьбы отца на тете после смерти матери. Она не приедет в Стамбул на свадьбу. Она даже по телефону не хочет говорить с отцом и тетей Самихой.
В Стамбуле появился Горбун Абдуррахман, и Мевлют пошел повидать его на Дуттепе, где тот поселился на третьем этаже дома Акташей, который покосился от землетрясения. Мевлют попросил у него руки его дочери и поцеловал ему руку, точно так же как сделал двадцать лет назад, когда пошел в их деревню просить его руки Райихи. Может быть, Горбун Абдуррахман и Самиха, отец и дочь, смогут поехать в Измир уговорить Фатьму приехать на свадьбу? Но Фатьма даже не открыла дверь визитерам, и Мевлют обиделся на нее. Ему захотелось вычеркнуть ее из своей жизни. Кроме того, она сама повернулась спиной к семье.
Однако, в конце концов, Мевлют не смог держать обиду на дочь, потому что отчасти был согласен с ней. Они видел, что и Самиха чувствует вину. После всего, что она сделала, чтобы обеспечить поступление Фатьмы в университет, и после всей заботы, которой она одарила свою племянницу, Самиха чувствовала себя такой же уязвленной, как и Мевлют. И когда Мевлют сказал: «Давай проведем свадьбу вдалеке от всех», Самиха предложила прямо противоположное.
– Мы поженимся рядом с Дуттепе, пусть все приходят и сами смотрят… Пусть они себе посплетничают на здоровье… – сказала Самиха. – Так им вскоре надоест говорить об этом.
Мевлют согласился с доводами Самихи и с ее смелым решением надеть белое платье в тридцать шесть лет. Они решили провести свадьбу в его клубе, поскольку он был рядом с Дуттепе и не стоил им ничего. Помещения ассоциации были небольшими, так что все гости смогли бы поочередно входить, пить свой лимонад (и ракы,
Самиха взяла напрокат белое платье, которое нашла с Ведихой в свадебном салоне в Шишли. Всю свадьбу Мевлют думал, какая она красавица: безусловно, любой человек, который столкнется с такой красотой, будет три года писать любовные письма.
Сулейман теперь знал, что Самихе неприятно его присутствие: ни он, ни остальная семья Акташ не стали засиживаться на свадьбе. Он был пьян к тому моменту, когда решил уйти, и потянул Мевлюта в сторону.
– Не забывай, что это я устроил тебе обе свадьбы, друг мой, – сказал он. – Но я не могу понять, хорошо ли я поступил.
– Ты отлично поступил, – сказал Мевлют.
После свадьбы жених и невеста, а также Февзие со своим мужем и Горбун Абдуррахман влезли в «додж» Садуллах-бея и поехали в ресторан в Бюйюк-Дере, где подавали алкоголь. Мевлют и Самиха, которой нравилось быть в свадебном платье, ничего не пили. Вернувшись домой, молодожены легли в постель и в темноте занялись любовью. Мевлют всегда догадывался, что секс с Самихой будет легким и непринужденным. Они оба были счастливее, чем могли себе представить.
В последующие месяцы Мевлют выглядывал в окно своего гедже-конду и, пока жена спала, задумчиво смотрел на мечеть Хаджи Хамита и окрестные холмы, покрытые многоквартирными домами, стараясь не вспоминать Райиху. В эти первые месяцы его брака бывали редкие моменты, когда ему казалось, что он уже переживал этот миг раньше. Однако он не понимал, возникала ли эта иллюзия из-за повторной женитьбы или из-за того, что он вернулся в дом своего детства.
Часть VI
(15 апреля 2009 года, среда)
Из разговора с семьей в дождливый день добра не выйдет.
Двенадцатиэтажный дом
У тебя есть право на городскую ренту
– Ты же клялся, что никогда не опустишься ниже шестидесяти двух процентов, – сказала Самиха на пороге, провожая мужа. – Не позволяй им тебя запугать.
– Чего меня пугать? – отмахнулся Мевлют.
– Не верь ни в какую чушь, которую будет рассказывать тебе Сулейман, и не выходи из себя. Ты взял свидетельство?
– Я взял бумаги от мухтара, – отозвался Мевлют, делая шаг в сторону спуска.
Небо было покрыто серыми облаками. Предстояла общая встреча в бакалее дяди Хасана на Дуттепе, на которой они собирались обсудить ситуацию и провести окончательные переговоры. Большой строительный холдинг «Вурал Япы», принадлежавший Вуралам, воспользовался преимуществом недавних городских постановлений, связанных с благоустройством города, чтобы построить шестнадцать новых высотных жилых домов на Кюльтепе и Дуттепе. На участке, где стоял однокомнатный дом Мевлюта, унаследованный им от отца, в котором они с Самихой жили уже семь лет, Вуралы планировали возвести двенадцатиэтажный дом. Все это означало, что Мевлют, как и многие другие, должен был теперь договариваться с Вуралами. Однако он тянул время и торговался, и поэтому Коркут с Сулейманом злились на него.