Мои сводные монстры
Шрифт:
– Проблемы?
– вклиниваюсь с вопросом. Смотрю на карту, сворачиваю во дворы.
– Нет, - он затягивается дымом, и красный уголек трещит.
– Если у человека нет мозгов - это не проблемы. Это, пожалуй, беда.
– Нам сюда?
– хмыкаю и подъезжаю к длинному четырехэтажному дому с несколькими подъездами и с интересом смотрю в окно. Какие фильмы снимает этот Просто Гений я помню, и уже готова согласиться, что подобный контент тоже нужен, и очень многим, ведь занятия любовью - это часть жизни, и…
– Здесь останови, лапушка, - просит Ник,
В универ я уже опоздала безбожно, и теперь не хочу, чтобы Ник уходил так быстро, я не против немного поговорить, обсудить наши ночные посиделки, кое-что спросить, поэтому глушу мотор.
– Слушай, - откашлявшись, поворачиваюсь в кресле.
И от неожиданности бьюсь локтем об руль, когда Ник обхыватывает ладонями мою голову и рывком притягивает к себе.
На выдохе открываю рот, и мужской горячий язык сталкивается с моим. Поцелуй глубокий и жесткий, и руки Ника тоже, за плечи он тянет меня из кресла, на себя, сам откидывается на спинку, в объятиях сдавливает меня.
Ладонью упираюсь в стекло, другой рукой в его кресло, удержаться на весу не могу, и с трудом уворачиваюсь от его жадных губ.
– Ник, мне неудобно, отпусти, - пищу и чувствую, как его широкая ладонь давит мне на шею, он пригибает меня, ниже и ниже, лицом везет по груди до тугой ширинки синих джинсов.
– Потом отпущу, - обещает хрипло.
– Сначала мне кое-что нужно от тебя.
– Что ты делаешь, - все еще кажется, что он просто силу не рассчитал, и вот-вот даст мне выпрямиться, но перед носом вдруг появляется его рука.
Он касается пуговицы.
– Ник!
– ладонью молочу по панели.
– Выпусти меня!
– Алиса, расслабься, - жестко произносит он. Неторопливо расстегивает ширинку, и я вижу, как на серую ткань боксеров напирает твердый бугор, и потемневшее пятнышко выделившейся смазки.
Я помню, какая она на вкус.
У его брата.
Из его хватки не могу вывернуться, от напряжения слезятся глаза. Или это от обиды, он ночью торт со мной ел и вино пил, заверял, что мне бежать нужно от Арона, а теперь сам, держит так крепко, что дернусь - и шея хрустнет.
– Ник.
– Ты его уже трогала, Алиса. На свадьбе, под столом. Сейчас сделай тоже самое. Только ротиком. Язычком. Давай, сладкая.
Его рука зарывается в мои волосы, держит пряди у затылка, его пальцы ныряют под резинку боксеров, слегка оттягивают ее, и я замираю. Все это сон словно, я в лапах этих братьев будто навечно застряла, не выбраться больше.
– Никому не скажем, - хрипло обещает Ник.
Я чувствую этот запах - мужской, животный, и это все феромоны, они минуя мозг, бьют сразу в порок и похоть, в тугие сплетения внизу живота, и я ощущаю это - женское влечение к мужчине, в теле хранятся отголоски той ласки, и сладкой дрожи, если от удовольствия хотелось кричать в голос - значит, ошибки не было, вчера я занималась чем-то хорошим и правильным, и я хочу продолжения, хочу твердый член между ног, и чтобы Ник вгонял его в меня так же жестко, как вчера его брат в рот мне.
Я
Николас приспускает боксеры ниже.
Жду, когда покажется бархатная головка, и от собственных мыслей становится страшно.
– Я не хочу, отпусти, - твержу, себя или его убеждаю - не знаю, и мутнеет в глазах.
– Хочешь, - он тянет ткань еще ниже, и я вижу толстый корень, и черные волосы, я в полубезумии представляю первобытные времена, ни стыда, ни морали, лишь грязная дикая отвратительно-прекрасная бессмертная страсть.
– Дай мне встать, - дергаюсь из последних сил, и перестаю вырываться.
– Николас, пожалуйста.
Еще чуть-чуть, и я сама зубами стяну с него трусы, на таком я пределе.
А он знает, что со мной происходит, ослабляет пальцы и ведет ладонью по моему затылку.
– Если бы я захотел, Алиса, ты бы уже стонала и захлебывалась, - он рывком поднимает меня, и отталкивает от себя.
Отлетаю к своей двери. Убираю волосы, прилипшие к губам, и смотрю ему в лицо.
Я почти поддалась. Он прав, миг назад все зависело от него, осознаю свое падение, и щеки огнем горят, а он точно такой же - взъерошенный и красивый, и невозмутимый, в кресле развалился, смотрит в ответ.
– Если можно одному, значит, и другим тоже, - после паузы говорит он.
– Виктор не один, нас трое. Ты ведь не глупая девочка, все понимаешь, - он опускает руку вниз, и поднимает с коврика улетевшую пачку, открывает, зубами вытягивает сигарету.
– Какая между нами тремя разница, знаешь?
Если бы и знала, не сказала, язык не поворачивается во рту, с трудом сглатываю.
– Умение вертеть хвостиком - это не все, лапушка, подразнить и поулыбаться - ты не на тех нарвалась.
– он не закуривает, зажимает сигарету в уголке губ. Смотрит на меня неотрывно.
– Я никогда не буду обращаться с тобой так, как сейчас. А они будут.
По коже несутся мурашки. На мне его куртка, на мне его запах. Я слушаю его, и не верю ему больше, играет со мной, словно кошка с мышкой, он такой же, как они, он Рождественский.
– Что ты маленькая, напугал тебя?
– его голосу возвращается привычная легкость. Он отбрасывает сигарету и подается ко мне.
– Просто доверься, - просит он вкрадчиво, - я тебя не обижу, - обещает.
И я взрываюсь
– Хватит мне лапшу на уши вешать!
– рявкаю и машу рукой в окно, - пошел вон.
Он смотрит на меня несколько секунд, мое терпение и так закончилось, он усмехается.
– А дальше что, Алиса?
– Вон иди из моей машины!
– кричу.
Он не уходит, с блеском в глазах разглядывает меня.
За лямку хватаю рюкзак, что провалился между сиденьем и дверью, и щелкаю ручкой. Выбираюь на улицу и стягиваю его куртку, швыряю в салон.
– Куда ты рванула, - он тоже выходит, мнет в руках джинсовку.
– Иди сюда, холодно же, оденься, дура!
– Пошел нах*й!
– выкрикиваю на всю улицу, и на нас оглядываются прохожие, на холодном ветру обхватываю себя за плечи и пячусь по тротуару, не выпускаю его из виду.