Мои Турки

Заверткина Тамара Петровна

Где-то с переборами тальянки Песня угасала на ветру. В эту ночь ему не до гулянки, Комсомольцу Дьякову Петру.

В эту ночь его не занимала

Любушка из ближнего села:

Полоса не вспахана лежала,

Молодого пахаря ждала.

Бронзовый от летнего загара,

С комсомольской хваткою «на ять»,

Он

один из сотни коммунаров

Трактором умеет управлять.

Чуть заря, что рдея по-над лесом,

Росами упала, зеленя,

Пахарь выводил из-под навеса

Рослого железного коня.

Знает пахарь, сердце не забьется,

Если в сердце нет горячих сил.

Не водой студеной из колодца,

А бензином друга напоил.

По-над лесом ноченьки бездонной

Моториста скука не возьмет,

Выезжал он с песней забубённой,

С той, какую Любушка поет:

(И Сережа запел)

— По дорожке неровной, по тракту ли

Все равно нам с тобой по пути.

Прокати нас, Петруша, на тракторе,

До околицы нас прокати.

Прокати нас до речки, до мостика,

Где шумят серебром тополя.

Запевайте-ка, ленинцы, песенку

Про коммуну, про наши поля.

Не помяты дождем, не повыжжены

Наши полосы в этом краю.

Кулачье на тебя разобижено,

На счастливую долю твою.

Им бы только ругаться да лаяться,

Злоба льется у них через край.

Кулачье до тебя добирается,

Комсомолец лихой, не зевай».

(Кончил Сережа петь, говорит дальше:)

— Песня наливается и крепнет,

Не сорвется голос молодой.

Далеко оставлена деревня,

Утопает в дымке голубой.

Легким черноперым черноземом

К полосе ложится

полоса.

— Стой, Петрушка, — злобою знакомой

С полосы несутся голоса.

— Стой, Петрушка, побалакать надо,

Посчитаться надо за дела,

— У межи кулацкая засада

С вечера Петрушу стерегла.

— Посчитаться надо, поквитаться

Нам с тобой, собачий депутат.

С солнышком собаке не видаться,

Ну-ка, поворачивай назад.

Месяцу и снится и не снится

То, что не опишешь и пером.

Злобой перекошенные лица,

Хрюкая, склонились над Петром.

Замолчала робкая машина

Тракториста с головы до ног

Кто-то облил едким керосином,

Чиркнул спичкой, вспыхнул огонек…

Поле, поле! Что ж ты замолчало?

Жарко что ль от страшного костра?

На заре на утренней не стало Комсомольца

Дьякова Петра.

— Ой, Серень, душа переворачивается. И как ты столько запомнил? А поешь, как артист. Иди в артисты, сынок. У тебя получится.

— Запомнил, потому что молодой. И в артисты не стремлюсь. Сцена — это просто для души. А изучать мне хочется науки. Вот стать бы инженером! Но в институт не примут, знаний маловато.

И Сережа продолжает штудировать свои учебники, изучает физику, химию, решает задачи по математике, читает литературу.

— Сынок, да что же ты все керосин жжешь? — спрашивает мать.

— А я к докладу готовлюсь.

На самом же деле никак не может парень осилить тригонометрию. Сколько раз шел к учителям в школу проконсультироваться, но возвращался: ему казалось, что у него знаний мало, и он осрамится.

Поделился своей задумкой об институте на работе с секретарем райкома комсомола.

— Да ты что, Серега? Ну, выучишь все, а дальше?

— А дальше попрошу принять экзамены за три года экстерном.

— И когда ты все это учишь?

— Да всегда.

— Но у тебя же пионерия, комсомольцы, кружковцы в клубе, доклады в Турках и деревнях.

— А у меня всегда учебники с собой. Я и ем дома с книжкой в руках, ложусь попозже, встаю пораньше.

— Трудное твое дело, брат. Так и годы пролетят, а ты красивый, чертяка. Галя-то глаз с тебя не сводит.