Мои Турки

Заверткина Тамара Петровна

Но часто Катя присылала дочери кукол, самых разнообразных: даже в костюме эскимоски. Такую куклу звали самоедкой. Была кукла из папье-маше в виде запеленатого младенца. Его прозвали «свитуш-кой», будто его стянули свивальником. Но однажды в посылке оказалась на редкость красивая кукла. Она лежала в коробке. Волосы куклы были льняные и кудрявые, глаза голубые; они открывались и закрывались. Лицо матовое, розовое. Лида ахнула:

— Тома, ты ее не умывай, как всех, лицо может попортиться. Девочки от куклы не могли отвести глаз, не могли налюбоваться.

— Доченька, — сказала Томе бабушка, —

у тебя много кукол, поиграй еще в них, а эту пока побережем.

Коробку с красавицей-куклой спрятали под голландку. Маленькая Тома потом о ней и забыла, а потом кукла и вовсе исчезла. Наташа, как и детские вещи, из которых Тома вырастала, отнесла и куклу в подарок своим племянницам на Крымскую гору, детям своих младших братьев.

Первый год, когда Маруся стала студенткой в техникуме, а Сережа на рабфаке, Катя жила еще в Махачкале. И им она старалась выкроить какую-либо помощь. Скопив денег, она купила Марусе готовое платье: серенькое с черным кантиком. Конечно же, в посылку положила и кое-что из продуктов и сладостей. Радостная студентка бежала из почты с посылкой, не чуя под собой ног. Но когда вскрыла ящик и развернула платье, из глаз девушки покатились слезы: в ящик пробралась мышь и прогрызла в нескольких местах подол нового платья.

— Марусенька, какое на тебе красивое платье, — сказали домашние, когда студентка приехала в нем на каникулы.

Сообразительная Маруся на подол платья настрочила симметричные черные ромбики в тон кантиков. Платье от этого, казалось, стало еще наряднее.

Родители в Турках, видя, что их старшая дочь из города всем помогает, считали, что Катя устроилась хорошо, хоть на деле все было далеко не так. А когда узнали, что Катюша там вышла замуж, порадовались за нее и решили везти в Махачкалу и Томуську, пусть там будет настоящая семья.

Была самая середина лета. Катя сообщила в Турки, что на юге неимоверная жара, чтоб дочке в дорогу сшили самое легонькое платье. И Томе сшили платье из марли. Пушистая коротенькая юбочка платья делала тоненькую девочку похожей на балерину.

Путь был длинный с пересадками в Летяжевке, Лисках и Ростове. Катя волновалась: мать старая, разменяла шестой десяток своей жизни, неграмотная. Как-то она будет добираться с ребенком по такой дальней дороге. Но в Летяжевке сидели недолго. И до Лисок ехать было бы неплохо, если б не духота в вагоне. Беленькое платье девочки быстро испачкалось. После Лисок в поезде стало еще жарче. И вот они в Ростове. Тут пересадка на много часов, можно погулять и по городу. Тоже сильно печет солнце, но дышится легче, чем в вагоне.

А город красив: дома высокие, широкие улицы, вдоль домов тянутся ряды деревьев, между которыми растет травка и цветы. Красота радует глаз.

— Мама, а я в уборную хочу, — проговорила девочка.

— А иди вон под то деревце, — велела ей Наташа.

Тома перешагнула через оградку газона и присела под дерево. Они обе и не заметили, как рядом оказался милиционер:

— Вы что же? Порядков не знаете? Дома это надо делать, а не на центральной улице в газоне. Придется с вас взять штраф.

— А у меня деньги не с собой, а в чемодане.

— Ваш адрес, бабушка.

— Село Турки, Саратовская область.

— Ничего не понимаю. А тут-то

вы зачем оказались?

— На пересадке мы. В Махачкалу едем. Улыбнулся милиционер:

— Идите на вокзал, там и туалеты есть. Дорогу-то найдете? Далеконько ушли.

Чем дальше поезд к югу, тем в вагоне становилось невыносимее. В дороге они уже около недели, поезда ходили медленно. Тома подружилась с какой-то веселой девушкой. Перед самым въездом в город девушка постирала марлевое платьице Томы, причесала ее.

И вот громкий голос проводника объявляет:

— Махачкала!

Поезда не придерживались расписаний. Катя могла прождать поезд и целый день, поэтому тетка Лиза посоветовала ей не отпрашиваться у начальства, а на вокзал встречать родственников отправилась сама с раннего утра.

Привела гостей к себе в дом. По дороге к тете Лизе Тома удивлялась:

— Почему же город лысый? Ни травы тут, ни деревьев. Не похож на Ростов.

Квартирка у тети крохотная в барачном доме. В кухне с одним окошечком вмещается один лишь стол. И зальчик тесный. Как вся семья тут вмещается?

А ведь тут у них жила и ее мама. Где же она могла спать? На полу?

Тетя Лиза угощает приезжих чаем.

— А, может быть, хочешь рыбки копченой или селедочки? — улыбаясь, спрашивает тетя Лиза Тому. — Вот и вобла есть.

Очень хочется Томуське рыбки. Она где-то в столе, даже запах чувствуется. Так и хочется сказать:

— Да, очень хочу.

Но почему-то отвечает: — Нет.

Но вот прибежала мама. Ой, какая же она молоденькая, худенькая! Почти как та девушка в поезде. Но мама красивее.

— Теперь у тебя две мамы, — говорит тетя Лиза, — мама Наташа и мама Катя.

Катя повела своих мать и дочь домой. Жила она тоже в доме барачного типа. И снова Тому удивил двор: такой большой и такой голый — ни травинки. Лишь в глубине двора росло одно корявое дерево.

— Это яблоня?

— Нет, это абрикосовое дерево, — ответила мама Катя.

В общественном коридоре, из которого вели двери в квартиры разных семей, сидел старик-сапожник и чинил обувь. Томе он показался чудаковатым. Увидев девочку, громко крикнул:

— Пионер, за дело Ленина-Сталина будь готов!

К его удивлению, Томка и глазом не моргнула. Сколько раз она эту фразу слышала на пионерских сборах у Лиды.

Встав по стойке смирно и сделав рукой салют, она звонко ответила:

— Всегда готов!

Удивился старик, даже привстал:

— Вот так Тома — двое с боку! Вот так молодец!

Комната, в которой жила Катя с Василием, была маленькая, узкая, с одним окном и почти без мебели: только стол, кровать да табуретки. Вечером познакомилась Тома и с дядей Васей. Наташа не спешила оставлять девочку в семье, а погостить и ко всему приглядеться. Она ходила на рынок, стряпала, кормила. Вот и однажды она ушла на рынок, Катя на работу, а Вася по пути на свою работу повел Тому к тете Лизе. Он не обижал девочку, но и разговаривать им обычно было не о чем. И на этот раз шли и молчали. От водопроводной колонки на дорогу натекла широченная лужа. Василий приподнял девочку одной рукой, сунул под мышку, перенес и поставил на землю. Томе показалось это грубым. Она же не куль, чтоб так вот совать ее под мышку.