Мокрое сердце

Носоленко Вадим

— Кто направил? — спросил он резко. — Впрочем, неважно. Показывайте ногу.

— Искусственный интеллект, — ответил мужчина, ковыляя ближе. — Он появился, когда я…

— Заткнитесь и снимите бинты, — перебил Альберт. — У меня нет времени на предысторию. Я хочу видеть, что Мельников натворил на этот раз.

Пациент замолчал, явно удивленный грубостью, но послушно начал снимать нелепо наложенные бинты. Альберт тем временем открыл неприметную дверь, которая вела в небольшую комнату, оборудованную под импровизированный смотровой кабинет.

—

Сюда, — скомандовал он. — И постарайтесь не истечь кровью на мой единственный чистый халат.

Мужчина, слегка шокированный таким приемом, все же последовал за доктором. В комнате было удивительно чисто по сравнению с остальной больницей. Старое, но хорошо ухоженное оборудование, стерильные инструменты, запечатанные в пластик.

— Садитесь, — Альберт указал на кушетку. — И молчите, если вопрос не задан напрямую. Я думаю, когда работаю.

Пациент сел, морщась от боли, и закончил снимать бинты. Открывшаяся картина заставила даже Альберта на секунду замереть. Рана была ужасной — кость неправильно вправлена, швы наложены как попало, кожа вокруг уже начинала краснеть и опухать.

— Матерь божья, — Альберт покачал головой. — Мельников превзошел сам себя. Это не обработка раны, это художественное преступление против медицины и здравого смысла.

Он быстро надел перчатки и начал осторожно ощупывать область вокруг раны, отмечая места наибольшего воспаления.

— Больно? — спросил он, нажимая на определенную точку.

— Да, — выдавил пациент сквозь стиснутые зубы.

— А здесь?

— Очень.

— Здесь?

Пациент вскрикнул.

— Отлично, — сказал Альберт тем же тоном, каким другие люди говорили «доброе утро». — У вас начинающийся остеомиелит. Запущенный — и можно будет попрощаться не только с ногой, но и с жизнью. К счастью для вас, вы наткнулись на меня до того, как Мельников успел окончательно вас прикончить.

Он отошел к небольшому холодильнику в углу комнаты и достал ампулу с прозрачной жидкостью.

— Что это? — спросил пациент.

— То, чего нет в этой больнице, — ответил Альберт, набирая жидкость в шприц. — Цефтриаксон пятого поколения. Один из последних антибиотиков, которые еще работают против современных штаммов. Импортный. Черный рынок. Стоит как почка на том же рынке. И не спрашивайте, откуда он у меня.

— Спасибо, — пробормотал мужчина. — Я не знаю, как…

— Не благодарите, — оборвал его Альберт. — Это не благотворительность. Это профессиональная гордость. Мельников подставил меня своей некомпетентностью — я исправляю его ошибку. Это как пазл, который раздражает, пока не сложишь правильно.

Он сделал инъекцию и отложил шприц.

— Теперь нужно заново обработать рану, наложить правильные швы и шину. Будет больно. Очень больно. У меня есть местный анестетик, но его хватит только на базовое обезболивание.

— Я выдержу, — сказал пациент решительно.

Альберт одобрительно хмыкнул. Он не привык к таким пациентам —

большинство либо скулили от страха, либо требовали больше обезболивающего, как будто это был их священный долг.

— Кстати, как вас зовут? — спросил Альберт, готовя инструменты. — Если вы потеряете сознание, мне будет удобнее приводить вас в чувство по имени.

— Игнат Рязанцев, — ответил мужчина.

— Что ж, Игнат, давайте займемся вашей ногой. И пока я работаю, расскажите мне, как вы сломали ногу. Это отвлечет вас от боли, а мне поможет не заснуть от скуки.

Игнат начал рассказывать о несчастном случае на стройке, где он работал прорабом. Альберт слушал вполуха, его руки двигались с точностью хирургического робота — быстро, уверенно, безошибочно. Он снял старые швы, тщательно очистил рану, обработал ее антисептиком нового поколения и начал накладывать новые швы — аккуратные, ровные, как на иллюстрациях в учебниках по хирургии.

Рядом материализовался Нейро, наблюдая за процессом. Альберт бросил на него предупреждающий взгляд — пациент не должен был видеть запрещенный ИИ. Но Нейро уже позаботился об этом, настроив свою голограмму так, чтобы она была видна только Альберту.

— Вы используете слишком много антисептика, — заметил ИИ. — Учитывая его стоимость и редкость…

— Если бы я экономил на пациентах, я бы сейчас оперировал в Центральной Клинике, а не сидел здесь, — огрызнулся Альберт тихо, не прерывая работы. — И да, я знаю, это нелогично. В мире, который сошел с ума, логика — роскошь для тех, кому нечего терять.

Игнат, думая, что доктор разговаривает с ним, продолжил свой рассказ с еще большим энтузиазмом. Альберт не перебивал — пусть говорит, это действительно отвлекало пациента от боли.

Закончив с швами, Альберт наложил новую шину, используя легкий композитный материал вместо тяжелого гипса. Такие шины были роскошью даже в приличных больницах, не говоря уже о Городской № 4.

— Вот, — сказал он, закрепляя последний фиксатор. — Теперь ваша нога имеет шанс остаться с вами до старости. Держите.

Он протянул Игнату небольшой планшет.

— Здесь инструкции по уходу, расписание приема антибиотиков и мой контакт. Если появится лихорадка, усилится боль или швы воспалятся — свяжитесь со мной немедленно. И не вздумайте пойти к Мельникову или любому другому так называемому врачу в этой больнице.

— Спасибо, доктор Харистов, — сказал Игнат, с благоговением глядя на аккуратную работу. — Я не знаю, как вас отблагодарить.

Альберт отвернулся, подходя к раковине, чтобы вымыть руки.

— Не умереть от сепсиса будет достаточной благодарностью. У меня слишком много бумажной работы, чтобы тратить время еще и на ваши похороны.

Игнат улыбнулся, словно понимая, что за грубой манерой скрывается нечто большее.

— Знаете, — сказал он, осторожно вставая с кушетки, — искусственный интеллект был прав. Вы действительно другой.