Мол “Северный”
Шрифт:
— Два ящичка… нержавеющая сталь, — сказал дядя Саша. — Пролежат тысячелетия.
Ходов открыл крышки ящиков. В первом из них лежала стальная пластинка с выгравированной на ней датой начала Великой полярной стройки. Этот памятный знак предстояло зарыть в дно Карского моря на месте, где поднимется первый ледяной бык сооружения.
Во втором ящике хранилась стальная пластинка с именами трех погибших в этом месте строителей мола: Галины Волковой, Матвея Доброва и Ивана Хорхая. На обратной ее стороне были выгравированы портреты
Алексей взял в руки пластинку с портретами. На него смотрело задумчивое лицо девушки с прямой линией сросшихся бровей, с черными тенями над верхней губой, с мечтательным взглядом темных глаз.
«Вот такие в войну становились героями», — горько подумал он и непослушными пальцами положил пластинку в ящичек.
— Начнем монтаж каркаса двух островов одновременно, — решительно сказал Ходов. — С первыми кессонами спустимся я и Карцев. Алексей Сергеевич, — обратился он к Алексею, — берите ящик… Вот этот, с датой начала строительства. Я возьму другой.
Алексей покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Закладывайте сооружение вы, Василий Васильевич. Вы начальник строительства. А мне позвольте отдать последний долг товарищам…
Дядя Саша обернулся и ласково взглянул на Алексея.
— Понимаю вас, Алексей Сергеевич, — своим обычным скрипучим голосом сказал Ходов. — Право выбирать у вас. В этом вопросе я подчиняюсь вам.
Подошел Федор и, как бы прощаясь, вынул из ящика пластинку с портретами. Положив пластинку обратно, он поднял глаза и встретился взглядом с Алексеем. Оба опустили головы.
— Ну что ж, — сказал Ходов, отходя от иллюминатора. — Корабли уже встали по местам. Федор Иванович, распорядитесь о спуске катера, чтобы доставить меня на ледокол второй группы. Я спущусь со вторым кессоном.
— Почему? — попробовал протестовать Алексей. — Вам по праву начальника надо спускаться с кессоном номер один.
— Прошу прощения, мы спустимся одновременно. Вы отсюда, я с ледокола второй группы, — безапелляционно распорядился Ходов.
— Надо будет объявить об этом людям, они уже собрались на палубе, — сказал Александр Григорьевич. — Настроение у молодежи приподнятое.
Выйдя на крыло капитанского мостика, с которого видна была заполненная людьми палуба, дядя Саша сделал знак рукой.
Моряки и строители замерли внизу, как по команде «смирно».
Позади парторга строительства стояли Ходов и Карцев со стальными ящичками в руках. Александр Григорьевич сообщил, что эти ящички будут заложены Ходовым и Карцевым в дно моря под будущими ледяными островами в знак начала стройки и в память жертв начавшейся борьбы с ледовой стихией.
К Алексею подошел Виктор Омулев.
— Хэлло, друг! Два слова горькой печали, — начал он, отводя Алексея в сторону, — крик души… Конечно, я геолог. Разведка грунта и так далее… Официально говоря, мне не обязательно
Алексей пытливо посмотрел на толстое, сейчас смущенное, покрасневшее лицо Виктора.
— Ты хочешь вместе с нами похоронить ее портрет?
— Ты чуткий, Алексей, — заморгал Виктор короткими ресницами и, вынув платок, стал вытирать щеки. — Ты чуткий… Мы поймем друг друга. Я не буду там, внизу, лишним! Клянусь своим именем. Я постараюсь, друг, чтобы ты заложил не только память о товарищах, но и само сооружение.
— Это делает Ходов, — сухо ответил Алексей.
Виктор понизил голос:
— Сооружение фактически заложит тот, чей остров поднимется первым. Строго конфиденциально! Мы уже договорились с Денисом, — и Виктор поднял палец.
Алеша укоризненно покачал головой:
— Эх, Витяка! Ты претендуешь на чуткость, а меня понять не способен.
Виктор испугался, думая, что Алексей откажет ему в просьбе, но Алексей, угадав его мысли, успокоил:
— Хорошо, хорошо, ты спустишься с нами. Посмотришь дно глазами геолога.
На палубе начиналась суета.
— Опускать черепаху!
— Построиться по бригадам!
— Эй, бабушка, поберегись!
По палубе весело катились легкие строительные машины, которые должны были облегчить труд полярников.
Алексей Карцев прошел на корму. Там, выстроившись, замерла команда кессона. Подводники, одетые в непромокаемые комбинезоны, напоминали специальную воинскую часть. Командир подвижного кессона, увидев Карцева, по-военному подошел к нему и отрапортовал о готовности кессона к спуску под воду.
Кессон, действительно напоминавший исполинскую черепаху, возвышался на корме, как стальная куполообразная броня морского орудия. Рулевое управление и винтомоторная группа, высовывающиеся из-под панциря, еще больше увеличивали сходство с черепахой. На панцире был даже характерный рисунок — переплет огромных окон, сделанных из толстой прозрачной пластмассы.
Карцев оглядел своих товарищей по спуску. Он видел торжественные напряженные молодые лица. Вот сосредоточенный Денис, вот и весело подмигивающий Витяка. Алексей отдал команду, и подводники, один за другим, стали нырять под панцирь «черепахи», приподнятый над палубой подъемной стрелой.
Алексей и командир кессона Нетаев вместе с корабельным врачом следили за проходившими людьми. Врач заранее тренировал каждого из них для работы при повышенном давлении воздуха в кессоне, где вода должна быть вытеснена сжатым воздухом. Наконец нырнул под панцирь и правофланговый Денис.
— Прошу вас, товарищ командир кессона, — пригласил Нетаева Алексей.
Карцев остался последним. Федор крепко пожал ему руку. Подошел дядя Саша и обнял Алексея.
— Все время держи связь, Алеша! Помни, в первый раз спускаетесь, — напутствовал он.