Мол “Северный”
Шрифт:
Оно словно удвоило, утроило, удесятерило свой блеск. Свет непостижимо яркий и в то же время мертвый озарил все вокруг. Море мгновенно стало фиолетовым, лица людей восковыми, землистыми, ногти и зубы светились в тени.
И тут на ледокол обрушилась воздушная волна. Галя схватилась за волосы. Сейчас вспыхнут!
В лицо пахнуло жаром, как из раскаленной топки. Девушка закрылась шапкой, нагнулась и побежала по палубе, чтобы куда-нибудь скрыться. Прижавшись спиной к переборке, она тяжело дышала. Ей не хватало воздуха. Лицо покрылось испариной, веки стали влажными. Она утиралась
Ослепительное солнце в течение нескольких секунд увеличивалось в объеме. Потом в море под ним, там, где простиралось ледяное поле, появилось белое облако. Оно устремилось вверх, превратилось в туманный столб, тотчас же окутавший новое светило. Теперь на него уже можно было смотреть.
Яркое пятно действительно походило на солнце, скрытое дымкой облаков, только было очень большого размера и непередаваемого цвета.
Все гуще и гуще становились клубы поднимавшегося со льда пара. Огромный кудрявый столб слился с облаками, и казалось, что часть неба здесь провисла, опустилась до самого моря. Громкое шипение доносилось оттуда. Будто несчетные струи воды лились на исполинскую раскаленную плиту.
— Что это такое? — спрашивала Галя.
Никто не отвечал ей, все молчаливо пожимали плечами. Окутанное дымкой, фиолетовое солнце медленно спускалось вниз, будто упругие струи пара, бившие снизу, или неведомо как уцелевший парашют поддерживали в воздухе огненный шар.
Все время, пока перед Галиными глазами проходила эта феерия, она думала о том, что чувствуют сейчас люди, скрытые под водой. Ей представлялось, что над своими головами, через выпуклые стекла кессона они видят посветлевшую воду, лиловые лучи, проникающие через мерцающую, кипящую вверху толщу вод.
И мысленно Галя была с ними — с Денисом, Витякой, их товарищами, Алексеем.
Галя достала платок и вытерла глаза, потом, спохватившись, стала вытирать лоб и щеки, словно для этого и вынула платок.
Шипение, свист, клокотание все еще неслись над морем.
Академик Овесян скорее понял, чем услышал, слова Волкова:
— Ученым спасибо!
Было жарко, словно северный ледокол каким-то чудом перенесся к экватору. Моряки воспользовались случаем остаться в тельняшках.
Фиолетовое солнце уменьшилось, снижаясь все больше и больше. Оно стало размером с луну, цвет его побледнел. В мутном тумане отчетливо были видны два радужных круга, какие бывают зимой вокруг солнца.
Наконец тускнеющее пятно опустилось на лед. Фонтан воды и пара взлетел к небу. Людям показалось, что стало темно, как в сумерки, хотя по-прежнему светило настоящее солнце, скрытое облаками.
Теперь Галя зажмурилась. «Что с кессоном? Что с Алешей?»
— Вперед, самый полный! — скомандовал капитан Терехов.
Глава четырнадцатая. НА ПАЛУБЕ
Ледоколы подошли к кромке ледяного поля.
Поле было неузнаваемо. Разбитые, жалкие льдины, пористые, готовые развалиться, не представляли уже слитной массы, а плавали в многочисленных промоинах и полыньях.
Отбрасывая битые льдины, подминая их под себя, ледоколы спешили в глубь бывшего поля, растопленного невиданной
Семь ледоколов с разных мест стремились к одной точке, все время указываемой береговыми радиопеленгаторами, — к тому месту, где на дне должна была лежать «подводная черепаха».
«Что с ней? Уцелели ли люди?» — об этом думали все, но никто не задавал этого вопроса.
Успокоившаяся было Галя теперь волновалась едва ли не больше, чем в ожидании взрыва.
Николай Николаевич украдкой посматривал на нее, стоящую у реллингов, готовую, казалось, сорваться с ледокола и полететь, как чайка, вперед.
Ледоколы состязались между собой. Каждому капитану, каждому моряку хотелось первым подойти к желанному месту. Корабли сближались веером.
— Всплыла! Всплыла! — пронесся общий крик по всем палубам.
Острые взгляды моряков различили среди белых и зеленых пористых льдин темный панцирь «подводной черепахи».
— Где? Где? — беспокоилась Галя, держа в дрожащих руках бинокль.
Звенел, торопил механиков машинный телеграф, Столпились у поручней моряки и строители.
Но когда корабли подошли к всплывшему кессону, они придержали ход, уступая место ледоколу Терехова. Флагман, не включая гидромониторов, гордо шел среди льдин, легко отбрасывая их в стороны. Ледовый витязь не обнажал меча против разбитого врага.
Грибовидная спина кессона виднелась среди теснившихся льдин. Под громкие крики моряков и строителей ледокол Терехова подошел к «подводной черепахе». Подъемная стрела протянула к ней свою руку. Ловкий матрос сидел на крюке. Он первый ступил на темный панцирь, постучал в стекло иллюминатора, увидел кого-то, заулыбался. Потом он зацепил крюки за кольца на панцире, вскочил на ноги, замахал руками.
Заработала, запыхтела лебедка. Натянулся трос. «Подводная черепаха», осторожно раздвигая льдины, стала подниматься из воды и через мгновение повисла в воздухе.
— Ура! Ура! — кричали все. Кричала и Галя, перегнувшись через реллинги и махая платком. Кричал всегда сухой, сдержанный Ходов, в котором на миг проснулся Васька Ходов, строивший Комсомольск-на-Амуре.
Кричал, как кричит вместе с армией полководец, Николай Николаевич Волков, высокий, несгибающийся, с поднятой над головой рукой.
Вода стекала с корпуса «черепахи» на поверхность тихой аквамариновой полыньи, образовавшейся под ней. Круги от капель разбегались по воде.
Стрела повернулась, и кессон поплыл над палубой корабля. Моряки держались за колокол руками, заглядывали под него в пустую рабочую камеру, подпрыгивали, чтобы посмотреть в окна. Стрела опустила «черепаху» и поставила ее на корму.
Снова прокатился крик «ура». За стеклами окон кессона были видны прильнувшие к ним сияющие лица. «Заключенным» махали руками, что-то кричали, посылали воздушные поцелуи, делали знаки, как глухонемым.
Для Гали было непередаваемой мукой ждать, пока давление внутри «черепахи» будет постепенно доведено до нормы.
Между тем Иван Гурьянович подсоединил к кессону телефонный провод, и было видно, как в командирской рубке Алексей Карцев говорил по телефону, наверное с Ходовым или Волковым.