Молчаливый гром
Шрифт:
Богатство, свобода, время… Слова Иванаги были всего лишь словами. С новым усилием он оторвал свой взгляд от блестящих глаз сэнсэя, и лицо Иванаги напоминало ему ритуальную маску сектантов.
— А я живой, — сказал Мори. — Я и так живой. А вы, сэнсэй, пожалуй, уже на пороге небытия.
Иванага уставился на пламя свечей.
— Делаете слишком много ошибок, — сказал он, не поднимая головы. — Для сыщика непростительных.
Мори услышал шаги за спиной и тотчас получил сокрушающий удар сбоку по голове. В глазах его потемнело,
— У нас мало времени, — морщась, сказал Ёсимура. — Внизу повсюду полиция. Вертолет должен забрать нас с крыши ровно через пять минут.
Иванага кивнул.
— Благоразумнее отступить, — сказал он. — Эти недоумки решили, что мы в западне… И напрасно.
Он встал и разгладил складки кимоно.
Охранник ткнул Мори ногой в живот.
— А что с этим? — спросил он. — Может, выкинуть его в костер на улицу?
— Веди его на крышу, — сказал Ёсимура. — Он нам понадобится на случай, если придется говорить с полицией.
Охранник схватил Мори за воротник куртки и дернул так, поднимая на ноги, чтобы голова Мори задела угол письменного стола. От удара лопнула кожа, и по лицу заструилась теплая кровь.
— Осторожно, — сказал Ёсимура, — он нам нужен дееспособным.
Охранник вытолкал Мори в коридор, держа пистолет у его затылка. Ёсимура и Иванага последовали за ними.
Они вышли на наружную лестницу и взобрались на крышу. Ёсимура взял пистолет у охранника.
— Еще три минуты, — сказал он. — Ты знаешь, что делать.
Охранник отсалютовал и исчез в направлении пожарной лестницы. Трое стояли молча. Огонь, разгоравшийся снизу, давал мрачный отсвет, в ночное небо летели искры.
— Они просто не дадут взлететь вертолету, — сказал Мори.
— Увидим, — самодовольно произнес Ёсимура.
Минуту спустя Мори услышал гул вертолетного винта внизу.
— Прекратить немедленно. Отойти от вертолета и сесть на землю! Руки за голову! — Это командовал лейтенант Ито в свой мегафон. — Немедленно покинуть вертолет и…
Затрещала автоматная очередь. Ито заткнулся. Затем еще очередь с другой стороны.
— Отлично, — сказал Ёсимура, взглянув на часы.
Рев вертолета стал громче, и вот он поднялся над кромкой крыши и подлетел, как чудовищное насекомое. Покачавшись, он опустился.
— Пора оставить гостей, — сказал Иванага, шагнув к ступенькам трапа.
— А что с этим? — выкрикнул Ёсимура сквозь грохот, показав на Мори пальцем. — Он слишком много знает.
Иванага приостановился. Вертолет грохотал, но его слова доходили до ушей.
— Мори — вредный человек, — сказал он.
— Что будем делать? Пущу его в расход?
— Нет, это опасно. Вы — вредный, но везучий человек, Мори. Мы вас подвезем немного и сбросим где-нибудь в наиболее подходящем
Ёсимура прищелкнул языком, оценив остроумие сэнсэя, и ткнул Мори пистолетом в спину. Иванага приказал пилоту выйти на крышу и сам сел за рычаги управления. Ёсимура пистолетом толкнул Мори на заднее сиденье.
— Не беспокойся, — крикнул он ему в ухо. — Полет будет плавным. А для тебя недолгим.
Пилот стоял возле машины по струнке. Когда вертолет оторвался, он салютовал сэнсэю.
Иванага по-самолетному направил машину к лесу. Выскользнув из-за тяжелых туч, луна очертила горы и лес волшебными тенями.
— Эта ночь редкой красоты, — сказал, оборачиваясь, Иванага. — Не хватает музыки.
Мори взглянул на Ёсимуру. Тот кивал, как заводная кукла.
— Музыка очищает душу и готовит ее к новым свершениям, — сказал он напыщенно.
— Так послушаем музыку.
Иванага щелкнул выключателем, и кабину заполнили первые такты «Торжественной увертюры „1812 год“». [19]
Гул двигателей музыке не мешал. В салоне была хорошая звукоизоляция.
— В молодости, — продолжал Иванага, я ненавидел русских. Их зверства в Маньчжурии, совершаемые от трусости, я воспринял так, будто они глумились над моей семьей. И я не терпел музыку их композиторов… А вы, Мори? — спросил он совсем неожиданно.
— Мне всегда нравился Рахманинов, — сказал Мори.
19
Произведение П. И. Чайковского.
— Ах, Рахманинов…
Иванага кивал головой в такт увертюре, он слегка дирижировал, подняв руку.
— Здесь не просто неистовство, — сказал он через плечо. — В этой музыке — знание. В ней — страдание. А без знания и страдания нет величия. Забыв это, станем американцами. Вы меня пронимаете, Мори?
— Я думаю, — солгал Мори.
— Почему нет великих японских композиторов? — спросил Иванага, оживившись. — Первоклассные пианисты, первоклассные скрипачи, первоклассные дирижеры, а композиторов — нет. Почему нет великих композиторов?
Ёсимура, сожалея, покачал головой. Мори не ответил. Как и другие вопросы Иванаги, этот был риторическим.
— Техника — да, — воскликнул Иванага. — У нас прекрасные виртуозы. Но нет знания, нет величия духа. Мы должны обрести величие духа!
Ёсимура поддакивал. Иванага увеличил громкость музыкального центрами все в кабинете, казалось, уже резонировало.
Машина неслась над освещенным луной лесным массивом. Местность становилась все более пересеченной. Наземных ориентиров, света жилья, речных долин не было видно, но Иванага держал курс, не глядя на карту. Через несколько минут вертолет взмыл и завис над вершиной, венчающей горный хребет.