Молчание Гамельна

Варенова Александра

— Мы с вами, как всегда, поздно. Вас подвезти?

— Буду премного благодарна, — лисичка склонила голову, а сама как монетка начищенная сверкала.

Найджел галантно придержал для нее дверь машины и аккуратно захлопнул. Очень по-джентельменски!

Гамельн выждал, когда они отъедут и осторожно-плавно двинулся следом. Настоящая слежка! Леона едва не подпрыгивала и на телефон не снимала, как у них все круто и по-взрослому. Жаль, доктор Найджел не гнал, не петлял, не хитрил и всегда останавливался на желтый сигнал светофора. Скукотень. То

есть Найджел — молодец, правила соблюдает, девушку не шугает и пусть ездит как привык, но им ведь подстраиваться приходилось!

Поэтому когда пройдоха-док попросил довезти его до метро, Гамельн с превеликой радостью рванул по трассе. И явно не только из вежливости выбрал не ближайшую станцию, а удобную для дока.

В итоге они и высадить его успели, повоевав за парковку и хором поблагодарив, и вернуться на трассу, включив аварийку, и Гамельн снова Леону поцеловал, явно дразнясь. Случайно чуть машину Найджела не проворонили! Хорошо, Леона поймала краем глаза знакомый силуэт. Задергала Гамельна, который задумчиво протянул: «А стоит ли…», — но все-таки поехал следом. С трассы свернули в самый центр Лондона, как всегда, яркий и шумный. Вокруг гуляли и развлекались толпы по случаю завершения рабочего дня.

— Видно, сегодня не судьба.

Припарковавшись, Найджел вышел из машины, открыл дверцу лисичке, и они вдвоем направились в ресторан.

— Он за ней ухлестывает, что ли? — Леона таращилась на ладонь доктора, деликатно пристроенную на талии девушки. Лисичка сопротивляться и тем более возмущаться явно не собиралась, лишь прижималась теснее.

— Похоже на то.

— А как же этика?

— Срабатывает крайне редко. Где и с кем им еще знакомиться, если двадцать часов в сутки они живут на работе, — Гамельн снял очки и облокотился о руль, невероятно крутой, как актер из кино. Лучше.

* * *

— Лео, — Гамельн поймал ее взгляд, почти гипнотизируя, — хочешь, свожу тебя в ресторан?

— Зачем?

Леона хотела, чтобы ее сводили домой. Накормили и уложили на чистые простыни.

Гамельн вздохнул и откинулся на сиденье.

— Тебе подавай другую романтику, ясно. Ты знала, что здесь опускаются спинки? — на этих словах обе спинки с мягким шуршанием поехали вниз.

Гамельн навис над Леоной тенью, знамением, демоном. Поцеловал совсем головосрывательно и потянул платье вверх.

— Гам-мммффмм-ельн, что ты мфффелаешь?

— А непонятно? — он откинул платье куда-то в сторону и провел языком по губам. — Могу объяснить. На пальцах.

Леона задергалась.

— Но это стоянка! Мы в машине! И вокруг люди!

— Отменная наблюдательность, — Гамельн потерся о нее до темени в глазах и прокрался пальцами в трусы. Мазком-касанием. — Плевать я на все это хотел. И у нас тонированные стекла.

Гамельн прихватил губами кожу под подбородком Леоны и спустился поцелуями по шее к груди, между каждым влажным касанием продолжая говорить:

— Никто… при всем желании… не увидит… что творится внутри.

Он

откинулся назад, безумно красивый и грациозный, и снял с себя кожанку. Глянул остро, врубил вслепую музыку и навалился, притираясь всем телом. Бесконечной лавиной раскатывая в ничто. У Леоны кровь в ушах загремела, тело будто иголками искололи, между ног горело огнем.

Гамельн не давал возможности и времени паниковать: сорвал с себя футболку, а с Леоны — трусы. Невольно захотелось сжать ноги, но попробуй тут. Только ведь и для Гамельна показать свои ожоги — значит довериться кому-то полностью. От этой мысли в груди защемило.

Долго предаваться сентиментальности не получилось: Гамельн принялся ласкать ее, и от этого в животе будто искры вспыхивали. Дыхание терялось и с трудом находилось. Леона стиснула свою грудь, лишь добавив масла в огонь. Ощущения придавливали. Она то стонала, то скулила, вспоминала про стоянку — и смыкала губы до следующего толчка пальцев внутри.

Гамельн походил на безумца, сдержанного, застывшего во времени — и ждущего, когда сломаются тормоза.

— Какие же у тебя длиннющие ноги, — он обронил рассеянно и погладил ее по бедру.

Снова навалился, и член его распирал, входя внутрь. В животе будто образовалась пустота, а в легких закончился воздух. Леона вцепилась Гамельну в руки и услышала как сквозь вату: «Львенок, все хорошо». А потом он стал двигаться, и кожаная обивка заскрипела. Это «скрииип-скриииип» выворачивало мозг, особенно под грифы электрогитары.

Внутренняя заслонка пала в одно мгновение, подарив буквально шквал ощущений. По венам растекся жар, тело взмокло. Леона умирала всякий раз, когда Гамельн толкался вперед. Стонала протяжно. А коса металась по сиденью, удерживая на краю реальности.

Гамельн снова вытащил член перед разрядкой и кончил Леоне на живот. Застыл и размазал потеки в разные стороны, словно начертив личный знак. Ощущалось липко и странно. Гамельн же усмехнулся и пустил струю воздуха на пупок. Леона вздрогнула и едва не заехала ему локтем в лицо.

— Прекрати!

Гамельн задумчиво склонил голову, опираясь на руки, и облизнулся.

— Глупая львица. Поздно стесняться.

Может, оно и так, но для Леоны все в новинку и вообще — стресс. Она и так адаптируется как может!

— Хм, придется на мойке доплатить за молчание. Или самим поорудовать… шлангом.

Леона покраснела — от слов, интонации и губ Гамельна. Покрасневших припухших губ. Ну, пиздец! Как они обратно-то поедут?!

Поехали, как оказалось, нормально. Леона сидела и боялась пошевелиться. Кожа живота зудела и чесалась. Гамельн обронил на светофоре: «Можем вместе пойти в душ», — и стало еще хуже!

А на пороге квартиры Гамельн снова полез целоваться и буркнул высунувшейся соседке: «Эклицио». Та округлила глаза и скрылась за дверью. Леона успела вообразить продолжение «магии единорожной дубинки», но Гамельн быстрее толкнул ее внутрь квартиры. Где их ждали темнота и полный интим.