Молчание небес
Шрифт:
Меня зовут Юлия.
«Юлия… Юлька… Как Машкову, на первом курсе… Что ж за совпадения-то такие? И Ритка, и Юлька…
Да при чём здесь это?! Ну, любил… Ну, тебя любили… Но здесь-то – другое совсем!.. Эта-то!.. Вот! Перед тобой! При чём здесь те, оставшиеся в воспоминаниях? Другое же!.. Сердце-то как ноет! Дрожу весь… И даже взмок… Как перед затаённым… несбыточным…
Господи, Пашка! Да ты влюбился!» Вновь застрочил на листке.
Встретимся после занятия?
Она
Он откинулся на спинку стула и облегчённо вздохнул. А с лица так и не сошла счастливая блаженная улыбка.
– …На этом давайте закончим на сегодня. – Сергей Сергеевич вытер тряпкой испачканные мелом руки. – На следующем занятии я расскажу вам о методах пасынкования и органической подкормки томатов. Все свободны.
Павел пригладил остатки когда-то могучих волос, намотал на шею кашне и, подхватив палочку, захромал вслед за пассией. Да та и не спешила. А чего в шестьдесят лет торопиться-то? Трудно! Тем более – от любви. Да и садоводческий семинар на сегодня кончился.
Скупая щедрость
Он старался есть медленно и аккуратно, но это получалось плохо: хозяйка, поджав губы и скрестив руки под грудью, стояла в дверях летней кухни, прислонившись к косяку, и не отрываясь, слегка брезгливо смотрела на него. Сашка с трудом пережёвывал куски мяса и всё боялся поперхнуться и закашлять.
– Вкусно, – невнятно, полным ртом проговорил он, улыбнулся виновато. – Очень вкусно. Спасибо.
Хозяйка не ответила. Обернулась на огород.
– Наташ! – крикнула громко. – Иди кушать! Сейчас Лидка придёт! Идём!.. – И снова уставилась на Сашку. – А ты чего, бомжуешь, что ли? – спросила она. Нормально спросила, спокойно, но Сашке всё равно почудилась ирония.
– Да нет, работаю потихоньку, – ответил он нехотя. – Окучил же вашу картошку…
– «Окучил»… – Нет, ирония точно была в её голосе. – Велика работа. За одни харчи… Это в твоём-то возрасте! Я думала – при деле сейчас все… Ну, кроме алкашей. Да и те… Работы-то навалом! Везде работяги требуются.
– Мало платят. Не проживёшь на гроши. – Сашке не хотелось говорить, что он без документов.
– А у меня прям обогатился! – женщина всплеснула руками. – Поел, в иномарку сел – и по заграницам со своими деньжищами, да?! – И ещё вдобавок обидно хохотнула.
Сашка промолчал.
На крыльцо легко и стремительно вбежала хозяйская дочка.
– О, окончили уже?! Быстро вы!.. Мам, чего разогревать?
– Да в холодильнике… принесёшь сейчас, подожди…
– Всё, спасибо, очень вкусно всё! – Александр заторопился, поднялся из-за стола. Цепанул рубашкой о кромку. Пуговица отлетела на пол. – Извините, – покраснел он. – Я сейчас, быстро… – Встал на колени, сощурился близоруко, отыскал пропажу. – Извините ещё раз…
– Да погоди ты!.. Давай пришью. Нат, принеси нитку с иголкой.
– Нет-нет, спасибо. – Сашка уже напяливал
– Вон она, у ворот висит. На. – Хозяйка сложила в пакет огурцы и помидоры со стола, лучок, полбулки хлеба. – На, поешь вечером, – подала продукты Александру.
– Спасибо. Мы же не договаривались…
Но, чуть помедлив, взял пакет.
– Может, еще кому-то помочь надо? Из соседей?..
– Не знаю, не знаю! – уже поторапливала его хозяйка. – Сам спрашивай.
Сашка перекинул через локоть куртку, вздохнул тяжело, вышел со двора.
– Мам, чего ты с ним так? Нормальный мужик, кажется… – Дочка уже убрала со стола, протёрла его и нарезала на доске колбасу.
– Нормальный, нормальный… Ты-то откуда знаешь? – мать раздражённо тёрла щёткой посуду в раковине. – Ходят здесь… Заразу какую-нибудь подхватишь… Где у нас «Ферри»?!
Дочь молча подала флакон.
– «Нормальный»… Ненавижу тунеядцев! Сама всю жизнь пахала как лошадь, а этот!.. Мужик!.. Сорока ещё нет! Не курит, не пьёт, а по дворам побирается!..
– Чего уж «побирается»? Всю картоху нам окучил, часа три пахал… А ты ему – тарелка щей да зелени кулёк…
– На сколько договаривались – столько и дала! – отрезала мать. – Тоже мне, защитница!
Разом как-то стихли, продолжая заниматься готовкой.
– Лидка из школы идёт, – увидела Натка сестрёнку.
– Вовремя. Отобедаем сейчас.
– Мам, – виновато, не поднимая глаз, сказала Наташа. – Мам, я ему в куртку пятьсот рублей засунула.
Мать замерла. Затем в сердцах бросила в раковину недомытую ложку. Тщательно вытерла руки полотенцем, сбросила передник.
– Ну и дура, – процедила она и скрылась в доме.
Как-то разом, до слёз стало жалко тысячную, которую она тоже тайком положила Сашке в карман, пока тот возился на огороде. Ну, не на сору ж такие деньги найдены! Горбом заработала! А он… за три часа-то… полторы штуки… да со жратвой… И эта ещё, дура сердобольная, со своей пятисоткой… Хоть плачь! Хоть радуйся…
Бабушкино веретено
Чёрно-оранжевая бабочка, сомлев, распласталась на белоснежном кроссовке.
Нина Григорьевна строго посматривала на неё поверх книги и продолжала монотонно, в такт качающемуся гамаку бубнить:
Прощай, лазурь ПреображанскаяИ золото второго Спаса,Смягчи последней лаской…– «Преображенская», Нина, «Преображенская», – поправил её стоящий у мангала муж, Клементий Петрович. А заодно поправил и шампуры: снизу подгорало.
– «Преображенская», – повторила за ним Нина. Осторожно выгнулась спиной, потянулась. – Клемент, ну, где же Малиновские? Это, в конце концов, неприлично: опаздывать на два часа.