Молчание сфинкса
Шрифт:
— Понятно, — Колосов кивнул. И убрал заветный блокнот, так и не записав туда ничего. История двадцатилетней давности, видимо, его не впечатлила. Катя же выслушала Захарова с великим вниманием, а потом спросила старика 6 том, о чём давно уже собиралась:
— Мне вот родственницы отца Дмитрия настоятельно советовали отыскать какого-то Мячикова; допросить его. А это кто такой будет? Он ваш, здешний?
Захаров смущенно кашлянул. Посмотрел на Катю растерянно.
— Вряд ли стоит придавать значение словам пожилых женщин чьи нервы расстроены и…
— Извините, мы любые показания обязаны тщательно проверить, от кого бы они ни исходили, —
— Нет; нет; я не знаю, где он сейчас. И вообще… Он такой — иногда приходит, потом внезапно, исчезает. Отец Дмитрий его жалел по-христиански, работу ему давал при церкви. Мячиков, конечно, человек очень, своеобразный, можно даже сказать, богом обиженный, но чтобы он такое мог сделать — нет.
— Он не из Лесного ли часом, а? Не бывший ли пациент? — спросил Колосов проницательно, а на Катю глянул вопросительно — что еще за фигурант такой?
— Нет, он никогда нигде не лечился. Увы. Он был судим за цинизм — так это, кажется, называется, за хулиганство. Это… Извините, но я при девушке даже сказать не могу, что это такое. Что он у нас тут вытворял.
— Ну и что же он вытворял? — Колосов оглядел сонный осенний пейзаж, — Говорите, не стесняйтесь, мы на службе.
— Он… Мячиков, ведь он по специальности зоотехник был. И неплохой специалист. В агрофирме «Луч» работал. Ну потом, когда все открылось, уволили его, конечно, выгнали. Сестра его с семьей отсюда уехала со стыда в Калужскую область.
— Да что он такого сделал?
— Сначала парень был как парень. Только замкнутый, смурной. Но ничего этакого за ним не замечали. А однажды танцы у нас были тут в клубе, девушки оттуда возвращались поздно вечером одни. Идут и вдруг навстречу кто-то из кустов — шасть в макинтоше. Макинтош распахнул вот. так, а там под ним — ничего. Извините за неприятную деталь, — голая возбужденная мужская плоть, — Захаров конфузливо покосился н Катю. — Тогда бесстыдника так и не поймали. Потом через пару недель женщины утром на автобус шли — на рынок ехать. Скок им опять навстречу кто-то из кустов — плащ распахнул, а там опять сплошная порнография. Тут у нас не Москва, такого безобразия наши деревенские терпеть не будут. Ну собрались мужики, решили подкараулить. И подкараулили, поймали. И что же оказалось? Наш зоотехник это с «Луча» — Кирюшка Мячиков. Поддали ему мужики хорошенько, к участковому свели. Судили его, дали три года исправработ. В деревне ему с тех пор хоть на улицу не выходи. Затравили его совсем. Хоть и за дело, новее же человек. Отец Дмитрий сжалился, взял его к себе. Сколько беседовал с ним, усовещал. А Мячиков ему в ответ — я сам свидетель — все понимаю, а ничего с собой поделать не могу, словно сила меня какая-то обнажаться при бабах толкает. Ну работал он тут при церкви. А по осени пропадать стал — на день, на два. Отец Дмитрий ему тут на днях строжайшее внушение сделал: не вздумай опять за свое, мол, приняться, грех это великий. А Мячиков в ответ дерзить стал, огрызаться.
— Ну осенью обострения бывают, — философски заметил Колосов. — А вы давно этого типа тут видели? В день убийства он был тут?
— Утром точно был. Отец Дмитрий как раз его и воспитывал по-пастырски. А вот что-то сегодня не пришел он бочки красить, а ведь должен был доделать работу.
— Не пришел? А где живет? В Тутышах?
— Нет, дом у них на главной усадьбе «Луча». Сестра-то с мужем уехали, хату оставили. Только Мячиков там редко бывает. Перед соседями стыдно.
— Ладно, отыщем этого вашего эксгибициониста, — щегольнул термином Колосов. — Что я еще у вас спросить хотел — в день убийства вы сами-то когда видели отца Дмитрия в последний раз?
— Да утром и видел. Мы с ним церковь открыли. Он мне как раз насчет денег и сказал — мол, после обедни и поеду в банк.
— Это было во сколько?
— Утром рано. А в десять мы расстались. Я в магазин спешил. У нас по четвергам и пятницам основной привоз всего. Так что я в Воздвиженское пошел, а отец Дмитрий в церкви остался.
— А Мячиков тоже там был? — уточнила Катя.
— Да я ж говорю — он бочки красил.
— Алексей Тимофеевич, а где вы живете? Далеко отсюда? — спросил Колосов.
— Я вам покажу, пойдемте. Отсюда мой дом видно. — Захаров, быстро семеня, повел их за церковь.
Пейзаж здесь, в стороне от дороги, словно раздавался вширь к горизонту: направо вдали среди багряной осенней листвы темнели крыши каких-то строений. Впереди бурым лоскутом стелилось картофельное поле. По нему, тарахтя, ползали два уборочных комбайна. Налево разбитая проселочная дорога уходила с холма под уклон, спускаясь на дно узкой тенистой лощины. А на противоположном склоне холма виднелась деревня.
— Вон там, видите, только спуститься и подняться, — показал Захаров. — Там я живу, второй дом с края.
— А там кто живет — вой в той даче? — Колосов указал на ближайший к проселку одинокий двухэтажный дом с круглым, похожим на иллюминатор, окном наверху. Дом прятался за глухим дощатым забором. Вокруг Дома росли сосны. У дачных ворот стояла машина. Катя напрягла зрение — вроде джип. Но отсюда видно плохо.
— Это дача доктора Волкова, — сказал Захаров. — Он здесь живет почти постоянно. Только иногда на консультации в Москву ездит. Вон, кажется, гости у него. Вы с ним обязательно потолкуйте. Он хорошо знал отца Дмитрия, дружил с ним — они ведь оба страстные библиофилы были. И у кого только рука поднялась на такое злодейство? Убить пожилого человека, священника. И ведь денег не взяли — вот ведь меня что больше всего пугает… Убили и ограбили — это одно, а просто убили, тем более пастыря божьего, — это, извините, совсем, совсем другое.
— Что вы хотите этим сказать? — хмуро спросил Колосов. А сам подумал: слухи, мать их за ногу. Вот деревня — и про деньги тоже всё уже все знают! — Может, хотели именно ограбить, да кто-то спугнул.
— Жулика не очень-то спугнешь. Он первым делом за ваш кошелек схватится, с ним и убежит. Нет, тут, видно, что-то другое. Даже сердце защемило, — Захаров приложил ладонь к груди. — Эх, годы наши стариковские и дожить по-христиански не дают.
— Кому же все-таки помешал отец Дмитрий? Может, раньше от кого-то были угрозы в его адрес, предупреждения?
— Снова спрашиваете, были ли у него враги? Нет, врагов не было, и угроз он ни от кого не получал. И предупреждений, — ответил Захаров. Кате показалось, что он при этом снова вроде то ли смутился, то ли замялся, но потом отрицательно покачал головой: — Нет, ничего такого не было. И вообще у нас тут очень тихое место.
— Слышала? — мрачно спросил Колосов, когда они отпустили Захарова восвояси. Он горячо обещал «любую помощь и содействие со своей стороны». — Терпеть это ненавижу. Вот это самое. «Тихое место, покой, благодать», — передразнил он. — А старичку церковному сзади железной трубой хрясть по голове — мозги веером.