Молчание
Шрифт:
– Почему нет? Это моя кухня.
Он посмотрел на нее огромными щенячьими глазами. Если бы Лепесток увидел, он бы приревновал. Волосы Чейза были намного короче – и намного менее запутаны и закопчены – чем прошлым вечером, хотя тонкая красная полоса спускалась вниз к его шее.
Она рассмеялась, злясь на себя.
– Это не ответ.
Эрик прислонился к стойке и расслабился.
– Хорошо, – сказал ей Чейз. – Нам редко приходиться готовить такое.
В основном, мы сражаемся, тренируемся, покупаем уродливые пиджаки, которые
– И убиваете людей?
– Это тоже.
– Чейз, – сказал Эрик, – не будь придурком.
– Что? Я прошу Эмму о шансе притвориться – хотя бы на полчаса – что я нормальный человек.
Эрик скорчил мину Эмме, когда она взглянула на него.
– Полчаса – максимум, который ему подвластен.
– Ты уверен в этом?
– Более чем. Иногда я забываю о своих манерах.
– У тебя хорошие манеры.
– Да. Часто слишком хорошие.
Она подумала минуту и кивнула.
– Хорошо. Сделайте блины. – Она пожалела об этом через пару минут, потому что у Чейза было сильное предубеждение по поводу готовой блинной смеси. Также у него возникли проблемы с отсутствием бекона, а когда Эмма сказала – Нитраты, – он фыркнул и послал Эрика в магазин.
Эмма позвонила Майклу после завтрака и попросила его дождаться Эллисон. Следующей она позвонила Эллисон и попросила ее забрать Майкла по дороге. Эрик, который стоял возле телефона, вручил ей свернутый листок бумаги. Она развернула его. Это был адрес.
– Что это?
– Адрес Марии Копис. Ее телефон отсутствует в списке.
– Как ты достал его?
– Не спрашивай.
Она почти робко записала телефон.
– Что-то не так?
– Я боюсь.
– Чего, в самом деле?
– Она взмахнула адресом в воздухе. – Мы не понимаем, что делаем, – сказала она ему, будто это было необходимо. – И если мы пойдем, позовем мать Эндрю, потащим ее на Роуэн-авеню и даже не доберемся до ее сына, это причинит ей боль без толку.
– А если мы доберемся до него как-нибудь, а ее там не будет, в этом будет толк?
– Что-то вроде того.
– Мне кажется, ты слишком много думаешь.
– Почему?
– Потому что тебе первой необходимо, чтобы она была там.
Поработай над этим. – Добавил он.
– Мне кажется, что мы сможем завлечь ее туда только единожды.
Чейз появился из кухни.
– Эрик, тарелки?
– Не беспокойтесь о тарелках, – сказала Эмма обоим.
– Что? Я готовлю, он моет. Это – правило.
– Ты не обязан готовить, а он не обязан мыть.
– Если я не хочу слушать скулеж Чейза всю неделю, мне придется помыть. – Он вернулся на кухню. Эмма последовала было за ним, но Чейз перегородил проход, став в проеме.
– Чейз, я помогла тебе приготовить, и могу помочь ему помыть.
Но выражение лица Чейза перешло в улыбку, в сопровождении шутки, делая его лицо настолько чистым, что было трудно предположить, что оно вообще что-то
– Я понимаю, что Эрик увидел в тебе. В каждом из вас.
– И что в этом плохого.
– Для нас? Ох, кое-что есть. Это напоминает нам о жизни, которой у нас нет. – Его лицо напряглось, челюсть сжалась, когда он закрыл глаза. – Моей сестре, – сказал он, все еще не открывая глаз, – ты бы понравилась. – Что-то изменилось в нем. – Эллисон напоминает мне мою сестру. Тот же непредсказуемый характер. Моя сестра сказала бы, черт, то же самое, что она сказала вчера вечером. Но, – добавил он, медленно открывая глаза, – она бы выпорола меня.
Она сглотнула.
– Чейз, – она потянулась, чтобы дотронуться до него, но остановилась. – Твоей сестры... нет в живых.
Он пожал плечами, сминая драпировку шелковой рубашки.
– Нет. – Он отвернулся, а затем снова повернулся к ней. – Ты права.
Ты не знаешь, что делаешь.
– Я знаю.
– Разве ты не знаешь? Это может убить тебя.
Вспоминая жар огня, она кивнула.
– Это также может убить всех, кто будет рядом с тобой. Твоих друзей.
Майкла, Эллисон.
– Эми?
– Я не думаю, что что-нибудь может убить Эми. – Он поморщился. – Послушай, ты – та, кто ты есть. Я не могу говорить о тебе вне этого – и я не Эрик. Я не буду даже пытаться, потому что, в отличие от Эрика, у меня нет надежды. Но Майкл и Эллисон не такие, как ты. Ты втягиваешь их в это, а у них нет защиты. Ты должна подумать об этом, – добавил он, – потому что ты, кажется, заботишься о своих друзьях.
– Они... они хотят мне помочь. – У нее пересохло во рту.
– Малыш тоже хочет играть посреди дороги. Я не говорю, что тебе делать, Эмма. Я указываю, что это сопровождается потерями.
– Но ты и Эрик не некроманты, а ты делаешь это все время.
– Эмма, что ты собираешься попробовать? Мы никогда не пробовали такого. И кто мы? Это наша жизнь. Если бы Майкл и Эллисон прожили бы наши жизни, они бы не были твоими друзьями. – Он выругался. – И, так или иначе, это не стало бы менее опасным для них.
– То есть... ты хочешь сказать, что ты и Эрик подвергаетесь опасности?
– Каждый там находится в опасности. – Он взглянул так, будто хотел сказать больше, но не сделал этого, и в этот раз, когда он повернулся и пошел на кухню, он больше не оборачивался.
Майкл и Эллисон прибыли менее чем через полчаса. Лепесток был во власти Майкла через две секунды, после того как входная дверь открылась – Эмма знала это, потому считала. Она могла бы оттолкнуть их двоих от дверей для того, чтобы Эллисон могла полностью войти в дом, не переступая через руки-лапы Майкла и ротвейлера, но Эмма воспользовалась минутой, чтобы понаблюдать за ними. У Майкла, вероятно, была бы истерика, если бы кто-то подошел к нему и лизнул в лицо, но он только поморщился, когда ротвейлер сделал это. А Эллисон знала, что дыхание собаки пахло неприятно.