Молчание
Шрифт:
Пока Хмельницкий беседовал с людьми во дворе больницы, Федор Иванович хорошенько перекусил, а потом спросил у своих малолетних соседей, сгрудившихся у окна:
— Молодежь, что там за крики во дворе?
— Да на улице людей толпа собралась. И какой-то дядька что-то в рупор кричит, — поведал ему Груша, который сидел на подоконнике, но слов главврача больницы разобрать никак не мог. Наглухо закрытые окна сводили его старания к нулю.
— И что он кричит?
— Ничего не слышно, Федор Иваныч, — ответил Груша. — Хотите, сбегаю
— Не надо, Виталик, — отмахнулся старик. — Зачем нам чужие проблемы. Это я так, от скуки спросил.
— Действительно, скукотища, — пробормотал Василий и отложил книжку на тумбочку. — Федор Иваныч, а та история, ну, которую вы тогда рассказывали. Что там дальше было, а?
Старик заулыбался, прищурив глаз:
— Что, интересно?
— Конечно! — взвыли хором Василий и Пузырь.
— Сколько можно нас томить? — добавил от себя Василий. — По вашим байкам, дедушка, надо фильмы ужасов ставить. Успех стопроцентный. Я вам гарантирую.
— Я польщен, мой друг, твоими словами, — произнес Федор Иванович. — Но не будем отвлекаться от главного. Ну ладно, доскажу, так уж и быть.
Груша тихо вздохнул, достал из кармана рубашки МР3 плеер с наушниками, вставил наушники в уши и продолжил смотреть в окно, как ни в чем не бывало.
Федор Иванович бросил взгляд в сторону Груши и хмыкнул. Пузырь и Василий уставились на старика. Им и в самом деле было интересно послушать. Федор Иванович подмигнул Василию, мотнул головой в сторону Груши и улыбнулся. Василий улыбнулся в ответ.
— Закройте глаза, ребятушки, — приказал старик. — И представьте, как летит по коридору облачко. Да не простое — светится оно и переливается, и оно уже больше, чем было в начале нашей истории. Облачко заворачивает за угол и продолжает лететь по приемной морга. Представили?
Пузырь и Василий молча кивнули.
— Итак, это облачко завернуло за угол и оказалось в приемной морга. А там на трех скамейках сидели грустные люди. Облачко подлетело к пожилой супружеской паре, сидевшей на первой скамейке, и заскользило: сначала по рукам женщины, потом по рукам мужчины. Они восторженно вскрикнули. «Смотрите, какая прелесть!», — произнес пожилой мужчина. — «Интересно, что это такое»?
Федор Иванович посмотрел на Грушу и замолчал. Виталик повернул голову и взглянул на Федора Ивановича, затем закрыл глаза и углубился в свою музыку.
— Эй, дедуля, вы чего замолчали? — возмутился Пузырь. — Продолжайте, пожалуйста.
Федор Иванович почесал затылок и улыбнулся Пузырю.
— Облачко опустилось на руки мужчины, сидевшего на другой скамейке, и стало красиво и завораживающе переливаться. Затем оно взлетело и село на руки девушки. Она залюбовалась им. В тот же миг два парня-студента, которые сидели на третьей скамейке, с ужасом увидели, как начала рассыпаться супружеская пара на первой скамейке. И тогда один из студентов закричал.
Федор Иванович вновь посмотрел на Грушу.
— Матерь божья,
Груша свалился с подоконника, как ошпаренный, и распластался на полу. Увидев это, Василий и Пузырь громко засмеялись. Виталик кинул на них злой взгляд, поднялся и вышел из палаты, хлопнув дверью.
Федор Иванович улыбнулся Пузырю и Василию.
— Поверьте мне, мои юные слушатели, зрелище было действительно не для слабонервных: на первой скамейке люди сидели уже без голов, а из их рукавов и брючин сыпался песок вперемешку с пылью. То же самое начало происходить с людьми на второй скамейке. Удивление на их лицах сменилось пустотой: исчезли брови, ресницы, глаза, рот, губы — все это превратилось в пыль.
Федор Иванович внимательно посмотрел на Пузыря и Василия. Они сидели на кроватях и смотрели в никуда. Глаза у них были пустые, «стеклянные». Федор Иванович отвернулся от них и продолжал:
— Второй студент завопил еще громче первого: «Уходим отсюда»! Он орал, как резаный. Облачко тем временем зависло над образовавшейся пылью и начало втягивать ее в себя, увеличиваясь при этом в размерах. Перепуганные студенты вскочили со скамейки и побежали по коридору. А облачко, сорвавшись с места, бросилось в погоню за ними…
Расстроенный Груша несмело постучался в кабинет заведующего ожоговым отделением.
— Кто там? Войдите! — закричал Кожало Дмитрий Антонович.
— Это я, — сказал юноша, закрывая за собой дверь.
— Что случилось, Виталик?
Груша пожал плечами.
— Я даже не знаю, — неуверенно заговорил Груша. — Может быть, я это зря…
— Не мямли, пожалуйста, не люблю я этого, — прервал его Дмитрий Антонович. — Раз пришел, значит, говори, что тебе надо.
Груша сделал шаг в сторону Кожало.
— Да, блин, боюсь, что вы мне не поверите, но мне кажется, что в этой больнице творятся странные вещи.
Кожало кисло улыбнулся Груше и хлопнул рукой по свободному стулу рядом.
— Садись, дорогой. Меня в последнее время одолевают точно такие же мысли. Так что именно тебе кажется странным?
Груша сел.
— Да есть у нас в палате один старик. Федор Иванович. Непонятный какой-то, не похож на обыкновенных стариков. Вечно рассказывает какие-то странные истории, мне прямо плохо от них. У меня башка кружится и болит, а еще глаз дергается.
— Ничего себе! — удивился Кожало.
Груша проглотил ком, подступивший к горлу.
— Я специально надел наушники и стал слушать музыку. Лишь бы этого старого… в общем, чтоб не слышать, что он несет.
Кожало почесал нос.
— Ну и что, помогло? — спросил он.
— Поначалу вроде помогло… Я расслабился, и музыка такая спокойная была, чуть не заснул вообще. А тут, прикиньте, прямо в наушниках он как заорет! Федор Иванович этот… Ну, я с подоконника и свалился.
Дмитрий Антонович засмеялся.