Молчащий
Шрифт:
Илир сел на поганую нарту, но тут же рывком поднялся. Глаза его сверкали. Теперь он знал: голубые великаны ожили! Новые люди — это они. Пришла на Землю улыбка, умеющая побеждать зло! Илир выпрямился. Сейчас ему каза-
лось, что и он вырос, стал равным горам. Лицо его, без шрама, чистое, как в детстве, мудрое и величественное, точно у великанов.
После ужина Майма запряг оленей гостя, чтобы тот мог на рассвете отправиться домой. И уехал в стадо, уверенный, что старик заснул. Но тот не спал: тревожило непонятное беспокойство, охватившее
И вдруг Кривой Глаз вспомнил: на улице будто кто-то поскуливал, подвывал. Вроде собака... А ведь он никакого пса у Маймы не видел!
Старик осторожно, чтобы не разбудить молодую жену хозяина, оделся и тихо вышел. Взгляд его сразу наткнулся на тёмную фигуру человека. Тот сидел на поганой нарте, и это так поразило старика, что он вскрикнул.
Илир резко поднял голову.
— Торово... — нерешительно сказал Кривой Глаз. — Ты сирота, сын Хаулы?
И не мог оторвать глаз от оскала мальчика. «Нет, человек не может так скулить и показывать зубы. Это оборотень. Нылека. Человек-волк...»
Илир закивал, подтверждая, что он — сын Хаулы, хотел заговорить со стариком, но неожиданно для себя взвизгнул, как Грехами Живущий, когда тот получал вместо кости кусок мяса.
Кривой Глаз испуганно отошёл от него. Так вот какую собаку завёл себе Майма! Вот в кого он превратил ребёнка! «Нет, нет, бежать отсюда. Сейчас же. Как бы этот зверь Майма и со мной чего не сделал... И мальчонку забрать...» Старик влетел в чум, принялся шарить по постели, разыскивая свой пояс с ножом. И отдёрнул руку, потому что кто-то неуверенно прикоснулся к ней. Кривой Глаз почувствовал, как сердце чуть не остановилось от страха.
— Дедушка... — еле окликнул робкий голос.
«Тьфу... Женщина!» — вздохнул с облегчением старик.
— Дедушка, возьми меня с собой... Забери отсюда, — страха в голосе молодой жены Маймы было больше, чем мольбы. — Я умру тут! Умру, как Хон и его мать. Увези...
— Нельзя. Ты — его жена, — решительно отказал Кривой Глаз, хотя ему было жаль её.
— Пожалей меня, дедушка. Я не могу... Не могу я жить с ним. Мне страшно... — Она тихо заплакала и, чтобы не рассердить старика, попыталась сдержать себя.
Он задумался: видать, очень тяжело женщине, раз обратилась ночью к чужому мужчине.
— Если олени устанут, я побегу рядом с нартой...
— Помолчи, — попросил Кривой Глаз. — Помолчи. Ум мой решает.
— Саво. Я молчу,— с готовностью согласилась жена Маймы, и Кривой Глаз почувствовал, как она замерла.
Некоторое время старик молча смотрел перед собой. В другой раз он не размышлял бы — женщина должна знать своё место! Но сейчас стоял в его глазах оскал сироты, слышалось его собачье повизгивание. Кривой Глаз представил самоуверенное сытое лицо хозяина чума, когда тот прощался перед отъездом в стадо, и тихо засмеялся. Смешок прозвучал хитренько, как будто лемминг в траве прошуршал. Не говоря ни слова, Кривой Глаз надел малицу, подтянул кисы и взял в руки пояс. Женщина тоже поднялась.
—
— Они тут, со мной. Вот, сумочка...
«Ничего, значит, не берёт. Ни ягушек, украшенных дорогими мехами, ни кисов богатых, — одобрил Кривой Глаз. — Хорошо... А за мальчиком приедет мой сын...»
— Я сейчас выйду, а ты потом, — сказал он.
На улице старик внимательно посмотрел по сторонам. Ни звука, ни живой тени. Даже сироты не видно: наверно, в стадо ушёл. Олени в упряжке, узнав хозяина, подняли головы. Вожак потянулся к руке.
— Сейчас поедем. Но сначала надо идти тихо. Очень! Понимаешь?
На нарте старик, как и ожидал, нашёл мешок. Поднял его, покачал, с сожалением, на руках. Хорошая пушнина. По нынешним временам это и соль, и табак, даже ружьё, но сын... Сын спросит: «Где это ты, отец, взял такое богатство? Что продал?» Как ответить ему? Что может продать он, Кривой Глаз, чтобы получить взамен целый мешок отборных шкурок? Свою совесть? Хватит. Уже достаточно нагрешил за свою жизнь.
Кривой Глаз решительно отбросил мешок. Вернулся к чуму. Тихо кашлянул. И тут же из-за полога вынырнула с сумкой в руках женщина в лёгкой ягушке.
— Не замёрзнешь?
— Нет, дедушка.
— Сначала мы поедем медленно, — объяснил Кривой Глаз по пути к нарте. — Надо быть осторожными. Если он услышит...
Женщина хорошо знала, что будет, если муж услышит, и поэтому прошептала:
— Я поняла.
Старик умело придерживал оленей, чтобы и шаги их, и скрип полозьев сливались с естественными звуками ночи. Только когда чум скрылся из глаз и от стада отъехали далеко, Кривой Глаз с силой ткнул вожака хореем. Женщина вцепилась в старика, а тот, то и дело оглядываясь, всё подгонял и подгонял оленей.
Утро застало их далеко от гор. Кривой Глаз остановил упряжку, схватил пригоршню мягкого весеннего снега, обтёр им лицо. Посмотрел назад.
— Хэ-хэ, укусил я тебя, Майма! Я очень больно укусил тебя, Пока не умрёшь — не забудешь.
Женщина с опаской глядела по сторонам.
— Не бойся. Теперь не догонит. Да и не решится: вдруг здесь люди? Она ничего не ответила. Поднялась с нарты и опустилась к ногам старика.
— Нум нарка, — услышал он её шёпот.
— Нум нарка, дочка, — ответил Кривой Глаз с лёгким поклоном. Он верил в её благодарность и позволил коснуться своих ног. Улыбнулся, погладил склоненную голову женщины:
— Вставай...
тром Майма вернулся в стойбище взбешённый: проклятый щенок Илир, оказывается, бросил стадо. Не хватало ещё, чтобы Кривой Глаз увидел сироту. Но и здесь, около поганой нарты, мальчишки не оказалось.
Майма огляделся. В груди тревожно заныло. Полог чума был откинут: из жилища веяло не теплом и дымом, а холодом, как из норы, которую покинули её обитатели.Майма рванул полог, бросив его за спиной, и тут же увидел Мяд-пухучу. Она лежала, уткнувшись лицом в золу погасшего костра. Хранительница чума, тепла и жизни валялась в нём, как полено.