Молчи и танцуй
Шрифт:
– Стоп, стоп, подождите, – замахал руками Глеб.
Нестеров умолк, оторвал взгляд от своей папки и уставился на хозяина кабинета.
– В каком месте я вас обидел?
– Насчет длительности и графика – это ваше дело. Но на первое место в блоке я вас поставить не могу, даже если сильно захочу.
– Почему?
– Потому что первые места у нас раскуплены фирмами, которые, вы уж извините, отвечают за каждое свое слово.
Нестеров, судя по виду, слегка оскорбился. «Хи-хи, – подумал Глеб, – хоть что-то приятное сегодня утром».
Впрочем, радость его была недолгой.
– Это шутка юмора, я так понимаю, – сказал
После этой фразы повисла пауза, на которой заплакал бы и сам Станиславский. Глеб услышал, как за стеной в аппаратной с кем-то оживленно ругаются рекламные менеджеры. Видимо, обсуждают очередной неудачный рекламный ролик. Ругань стояла отборная. Пожалуй, надо будет их наказать.
– Я понимаю ваши трудности, – продолжил Нестеров. – Рейтинг «Пилота», к сожалению, один из самых низких в городе, ваша книга – я не отрицаю ее несомненных достоинств – также продается не очень успешно, поэтому, признаться, вы меня удивляете. Уж извините.
Глеб не знал, что ответить. Нестеров был прав, скотина, и его осведомленность говорила в пользу его профессионализма. Но осадок от его слов оставался неприятный.
– Вы проделали серьезную работу, – наконец выдавил Шестопалов. – Уверены, что я соглашусь, да?
– На восемьдесят процентов. Послушайте, Глеб, я просто-напросто покупаю рекламное время, которым собираюсь распорядиться по своему усмотрению. Лирику можете опустить. Вот, ознакомьтесь с нашим заказом.
Нестеров снова вернулся к своей папке, неторопливо вынул верхний лист бумаги с отпечатанным на компьютере текстом и протянул его Глебу. Пока тот читал, он с невозмутимым видом разглядывал свои холеные ногти.
Через минуту Глеб отложил бумагу в сторону.
– Что-то я не совсем догоняю. Вы берете пустяковое время, которое вряд ли вам поможет, и хотите заплатить за него столько, сколько стоит месяц прайм-тайма, хотя минуту назад мы говорили о наших низких рейтингах. Это шутка, или ваша машинистка нажала не на ту клавишу?
– Никаких шуток. Если вы не доверяете написанному, я могу повторить вслух. Я оплачиваю наш скромный заказ по стоимости самого дорогого времени. Более того, я рекомендую вам не оформлять по счетам всю сумму, а только ту ее часть, которая соответствует официальным расценкам. Остальное можете получить наличными и провести через бухгалтерию как покупку крупной партии сидений для унитазов.
Нестеров более чем красноречиво похлопал по своему кейсу.
– Еще интереснее, – признался Глеб.
– Ничего страшного. Просто примите это предложение. Я плачу вам эту безумную сумму потому, что знаю ваше отношение к пропаганде и агитации... и, кстати, скажу, что мне приятно иметь дело с одним из немногих оставшихся в природе идеалистов.
– Откуда вы это знаете обо мне?
– От осведомленных людей. Наша страна ведь только на карте такая большая, а на самом же деле, как вы и сами знаете, мы живем в большой феодальной деревне с одним культурным и экономическим центром и одной эстрадной примой, о которой никто не смеет сказать дурного слова. Все друг друга знают, все ходят в одну и ту же сауну и обмениваются женами. Разумеется, в масштабах одного, даже пусть миллионного города, дела обстоят еще проще. Ну, так вы согласны поработать с нами?
– Отказаться трудно, – сдался Глеб, – но повторюсь…
– Хотите еще один маленький
– Ага.
Нестеров с довольным видом поднялся из-за стола.
– Обещанная мной сумма будет выплачена по вашему звонку. Счет можно прислать завтра.
– Хорошо.
– Да, чуть не забыл! – будто бы спохватился гость. – Есть еще один момент, достаточно важный.
Шестопалов изобразил внимание.
– Через некоторое время вы сможете еще более значительно улучшить свое экономическое положение, выполнив одну нашу маленькую просьбу.
– Какую?
– Ничего противозаконного, но об этом сообщу позже.
– Когда?
– В свое время. До встречи, приятно было познакомиться.
Нестеров подхватил свой чемоданчик и вышел.
– Орел хренов, – пробормотал Глеб.
Маленький Максимка не капризничал в отсутствие матери и не просился домой, если ему велели подождать. Мальчишка был на редкость терпеливым. Он неплохо проводил время в компании соседки тети Любы, потому что улыбчивая и даже смешная толстая тетенька водила его на детскую площадку возле кинотеатра и угощала мороженым. Иногда мальчишке казалось, что с соседкой ему гораздо комфортнее, чем с матерью, которая все чаще стала прикладывать к глазам платочек.
Вот и в этот раз, когда Лариса чмокнула Максимку в щечку и сказала, что скоро придет, он не стал возражать.
– Иди, не волнуйся, – сказала Люба, – потом сахаром отдашь.
У Ларисы сегодня намечался разговор. Она брела по тротуару и мысленно проговаривала фразы, с которыми собиралась обратиться к своим родителям. Фразы несложные, но, как это обычно бывает, нужные, заранее подобранные и расставленные в голове в идеальном порядке слова в последний момент разлетаются, как бумаги с письменного стола во время сквозняка. Подлость несусветная.
Дойдя до угла родительской высотки, Лариса остановилась, посмотрела вверх. На балконе шестого этажа сушилось мужское нижнее белье – невероятных размеров трусы и майки. Лариса долго смотрела на эти пестрые паруса, потом направилась к подъезду, кусая губы.
«Значит так, – в сотый раз повторяла она, – я приняла решение и не собираюсь его менять, что бы вы мне ни говорили. Если вы начнете обсуждение вариантов, если решите вспомнить свою руководящую и направляющую роль, я тут же разворачиваюсь и ухожу, и внука вы будете видеть только по большим детским праздникам».
Грубовато, конечно, но иначе не выйдет. С ее родителями лучше разговаривать так – с напором и без литературных изысков. Так до них лучше доходит. Если допустить какие-то разночтения, потом намучаешься, потому что они уже немолодые люди, современных пособий по семейному строительству не читали и лекции по фэн-шую не слушали. Удивительно, как они вообще слушают свою дочь.
В лифте Лариса вдумчиво изучала абсолютно чистую стену. В этом подъезде всегда и все было чистым, никаких наклеек от «Терминатора», свастик и автографов от влюбленных мальчиков. Лариса с улыбкой вспомнила, как когда-то в юности пыталась нацарапать на стенке кабины лифта свое имя. Соседи выволокли за косу и сдали родителям. За чистоту своего жилища местные жители до сих пор боролись как когда-то за лишнюю кральку копченой колбасы.