Молчуны
Шрифт:
– Иллюзии, что молчунам можно как-то помочь, – немигающие глаза смотрели на Павла.
Павел растерялся.
– Помочь? А разве их можно изменить? Но ведь…, – он замолк.
– Нет, нет! Конечно, ничего такого! – Рысако рассмеялся. – Генетические изменения, к сожалению, необратимы. Вы же биотехнолог. Сами-с все понимаете.
Павел кивнул и подумал, что на самом деле ничего не понимает. Не понимает, какие технологии были применены в том чудовищном эксперименте над людьми. Не понимает, почему они оказались утеряны. Не понимает, почему нет современных исследований.
– Как они размножаются? И почему мы допускаем это?
– Ну-с, Павел Александрович, а вот это нехорошо, – погрозил пальцем куратор. – Как же мы можем не допускать этого-с? Все-таки люди, хоть и измененные. Вы же в курсе, что у них отпуск есть? Правительство о молчунах заботится. А как же-с? Им тоже отдыхать надо. Вот они и отдыхают. А половой инстинкт у них никуда не делся – этого никакая генетика не изменит, – он хохотнул рваным хрипловатым хохотком, и Павел вздрогнул от этого хохотка.
– И не забывайте-с, настоящие люди живут благодаря молчунам. И мы должны быть благодарны за этот бесценный дар! – наставительно закончил Рысако. Он встал, и Павел поднялся вслед за ним.
– Ну-с, будем считать, что все у нас с вами хорошо, Павел Александрович. А сейчас вам надо будет расписаться в накладной. Мы у вас трех молчунов забираем. Пройдемте-с, – он церемонно склонил голову и указал на дверь.
Павел молча проследовал к выходу. Раздражение комком стояло где-то под ложечкой, и Павел мысленно поглаживал этот комок, не давая ему расти. Он убеждал себя, что куратор – явление хоть и неприятное, но временное. Короткий кусочек времени, который надо переждать, а после можно будет вернуться к тишине, к неспешной работе, к книгам и чашке чая. Они прошли вдоль всей стены фабрики и очутились в дальнем углу у торцевых ворот. К ним бросился охранник с планшетом.
– Вот-с. Расписаться надо здесь и здесь, – Рысако ткнул пальцем в графы электронного документа. Павел успел прочитать в самом конце: «Изымаются особи из сфер четыреста пять, пятьсот шестнадцать и девятьсот два в виду несоответствия необходимым нагрузкам. Подлежат изоляции на неопределенный срок. Действия подтверждены протоколом номер…». Он не успел дочитать.
– Павел Александрович, вы мне не доверяете? – ласково спросил Рысако, прикрывая экран планшета рукой. – Вы подписывайте, подписывайте. Дело рутинное – не стоит искать тут подвох. Этих мы заберем на отдых, а чуть позже новых вам привезем.
Павел быстро черкнул подпись и отошел в сторону. Он внезапно понял, что сейчас, возможно, увидит молчунов. У ворот началась суета. Охранники подогнали фургон вплотную ко входу, выгрузили каталки со сферами, закатили их внутрь и вышли. Из фургона выскочили двое в белых комбинезонах и гермошлемах. Фургон закрывал большую часть происходящего, и Павел шагнул ближе. В полумраке помещения виднелись отсоединенные сферы – их отключили от системы и уложили горизонтально. Крышка первой сферы медленно поднялась вверх, раздался негромкий свист выходящего воздуха, заклубился дым. Павел неосознанно двинулся к воротам
– Вы можете идти! – рявкнул он, и Павел отшатнулся. От прежней, пусть и наигранной приветливости куратора не осталось и следа – он выглядел разъяренным. Павел медленно попятился, затем развернулся и стремительно пошел прочь. Произошедшее вызвало тягостное неприятное ощущение. Все это казалось чем-то неправильным. Не думать, не надо думать, твердил про себя Павел, но в мыслях постоянно всплывали свистящий звук открываемой сферы и яростный взгляд Рысако. Когда Павел дошел до основного входа на фабрику, в голове ясно и чётко оформилась мысль – что-то здесь не так.
Глава 12
– Стой, где стоишь, – приказала Ляля здоровяку. Она не глядя потянулась рукой к девушке, стоящей сзади, и нащупала ее ладонь. Ладонь была холодной и влажной.
– Ты как? – не поворачиваясь, спросила Ляля и сжала ледяные пальцы.
– Не знаю, – прошелестело сзади.
Здоровяк потоптался на месте. Взгляд его недоуменно прошелся по лежащим телам, метнулся к Ляле и девушке, снова скользнул по неподвижным охранникам. Затем он поднял разбитые кулаки к самому лицу и испуганно, совсем по-детски выкатил глаза.
– Нет, нет, нет! – услышала Ляля его бормотание. – Я не мог… Не мог снова… Это не я…
И точно не я, подумала Ляля, обводя взглядом коридор. Как она здесь оказалась? Что она делает в этом странном месте? Кто все эти люди? На миллионную долю секунды она подумала, что просто спит, и даже успела ощутить короткое облегчение от этой мысли. Но тихие прерывистые всхлипы сзади вернули ее в реальность.
– Надо это все спрятать, – решительно шагнула она вперед. – Ты! Крепыш! Как там тебя? Раз уж ты их всех уделал, будем считать, что ты на нашей стороне.
– Я не хотел! Не хотел… Мне нельзя…, – прошептал тот.
– Это сейчас не важно. Раз пока никто не отреагировал, значит нас еще не обнаружили. Затащим тела в комнату, свяжем, заткнем рты, и у нас будет время найти выход отсюда. И к черту этот исследовательский институт.
– Тюрьма.
– Что? – Ляля резко повернулась к мужчине.
– Это тюрьма, – повторил он. Он все еще держал руки с разбитыми костяшками перед собой, будто собираясь играть на невидимом пианино. – А вы как тут? И зачем? Вы же из больницы вроде…
Ляля почему-то сразу поверила здоровяку. И окружающая ее реальность подтверждала это. Осознание, что она в тюрьме, ошеломило ее, и смысл последних слов дошел до нее не сразу.
– А ты… Откуда ты знаешь, что я из больницы? – она так решительно шагнула в сторону здоровяка, что тот дернулся назад.
– Так мы это… Позавчера вам ту девчонку привезли. Ну помните? С Петром Степановичем. Ну седой такой!
Ляля зацепилась взглядом за глубокую ямку с родинкой на подбородке охранника и в голове у нее всплыла картинка – раскинутые белые ноги в черных гематомах и сочащаяся кровью вагина.