Молитва Идиотов

Рогаль Анатолий Григорьевич

Вот под эту песню умирая, чтобы снова родиться, я хоронил прошлое.

И в тот миг слова великого романтика о бесцельно прожитых годах не казались мне идеологическим штампом и урезанной истинной.

Когда я, не знаю через сколько: может через час, а может и через десять минут, зашел на кухню, Нина находилась все там же и стоя у окна спокойно и как-то по-домашнему умиротворенно смотрела на набегающие сумерки.

Стараясь не шуметь и неловко перебирая, ставшими вдруг ватными ногами, я подкрался к ней сзади, как делал это в детстве.

Она не обернулась, но по напрягшейся

жилке на ее лебединой шее я понял, что она сердцем почувствовала мое приближение.

Это придало мне смелости. И я, как раньше в детских яслях, погрузил свой нос в ее волосы: они все так же умопомрачительно пахли едой.

– Я вернулся! Ты помнишь нашу клятву?
– прошептал я ей на ушко еще глубже зарываясь в ее волосы, на всякий случай, умышленно упуская слово «детскую»!

– А ты?
– дрогнув струной, спросило меня эхо.

Я с неохотой вынырнул с ее волос и бережно повернул лицом к себе. Две большие слезинки выкатились из уголков ее глаз и замерли на щеках.

Я губами промокнул свое присоленное счастье и молча расстегнув три верхние пуговицы своей рубашки, достал надетое на дорогую массивную золотую цепочку простенькое детское пластмассовое колечко.

Прощальный подарок, как знак верности, подаренный мне Ниной в последний день пребывания ее в нашей группе. Когда мы, дождавшись тихого часа, уединившись в актовом зале и стоя на коленях перед портретом Ленина, молились друг за друга и просили боженьку лишь об одном: помочь нам встретиться, когда мы станем взрослыми.

Бог не забыл нашу молитву.

– Что у тебя с волосами?
– блуждая рукой в моих «негритянских кудряшках» грудным неповторимым смехом поинтересовалась Нина, находясь в плену моих объятий.

– Дождик помыл, - сообщил я, беззаботно дурачась.

– Сумасшедший, немедленно сходи в ванную и сполосни волосы. Ты что не знаешь, что у нас все дожди кислотные?!

В ванную я не пошел: отчасти от того, что мне ни на минуту не хотелось выпускать Нину из своих объятий, а еще потому что знал наверняка, что там занимается любовью, а может уже и трахается, пара каких-то «желторотиков» . Да и воду в то время, и горячую, и холодную уже отключили. (Жить в те времена было весело: то воду отключат, то свет: все условия для полноценного секса. Правда, детей в то время почему-то рождалось мало. Видно концентраты и контрацептика не способствовали этому).

Но голь на выдумки хитра, и мы отыскали среди батареи минеральных вод подходящую по составу, и моя кудрявая головушка процесс нейтрализации прошла над мойкой.

"Взяли бы мы, украинцы, хоть бы раз со всех наших металлургических гигантов компенсацию за косвенный и моральный ущерб. Зачухались бы тогда они и враз решили проблему очистки дыма. А то зарабатывают себе валюту, травя нас, как прусаков и в ус не дуют», - немного позанудствовал я вертя головой под краном неприспособленном для таких дел мойки.

Целую ночь мы с Ниной просидели на кухне у Ильи, то целуясь, то разговаривая и терпеливо дождавшись утра (поздненько у нас открываются госучреждения) направились в ближайший ЗАГС, где я незаметно от Нины сунул кому надо пару сотен «зелени» и появились сразу и фата, и свидетели, и бокалы с шампанским.

Кольца,

венчание и пышная свадьба, - все это было потом, когда я уже Нину к себе ЗАГСовской печатью, на веки вечные, припечатал. (Да и то, долго не верилось, что мы вместе. Бывало проснусь среди ночи, привидится мне с спросонья, что я один: затаюсь с замирающим сердцем не дыша и, услышав легкое дыхание своей ненаглядной, вздохну облегченно и снова усну, но теперь блаженным спокойным сном).

Поселились мы с Ниной в родном Лесногореке и больше, чем на несколько дней, это когда у нас Кристина родилась, и жена в роддоме лежала, мы никогда не расставались.

Даже те полгода, пока моя Журавушка свою юридическую академию заканчивала, я бывало по пять раз на неделю, сам никому не доверяя, отвозил ее в область на занятия. Утром сто десять километров туда - сто десять обратно и вечером так же.

Я тогда уже богатый был и купленный Нине в подарок шестисотый «мерседес» уже у нас в гараже стоял, но женушка моя тогда была еще не водитель, а «чайник» и ездить самой в такую даль я ей запретил и она, моя умница, со мной согласилась.

А личным шоферам я вообще не доверял, ибо доверял своему жизненному опыту.

Да бывало, что я Нину немножко ревновал, а она из-за моего, порою невыносимого, занудства иногда на меня сердилась, но вообще же жили мы дружно и счастливо.

За Лесногорском в живописнейшем урочище «Медвежий лог» (бывшего когда-то частью знаменитого среди своих собратьев охотничье-рыболовецкого заказника, а в годы перестройки бесхозного и заброшенного) мы с Ниной по индивидуальному проекту отгрохали себе загородное ранчо. (Я плюнул тогда уж на все эти предосторожности и рэкетиров и зажил на широкую ногу, ибо крепка у «Талисманов Украины» была теперь «крыша», крепче некуда. Да тогда уже многие стали жить, не прячась; не только «новые» украинцы, но и многие из госаппарата: мзду брали не малую и честь по чести делились ей с кем надо. Вот и уверовали в свою безнаказанность.)

Осваивая «Медвежий лог» мы с моей хозяюшкой были пионерами, и нам пришлось за свои «бабки» прокладывать и добротное шоссе вместо ухабистой грунтовки. На этот раз я не скряжничал, благо удалось за гроши выкупить бетонную взлетную площадку заброшенного военного аэродрома.

Шестикилометровая бетонка получилась ровная, как стрела, и гладкая, как стекло.

Вот тут то ко мне и соседи - «приятели» примкнули.

Сначала самые-самые, а потом и чином пониже.

Участки постановили (себе же давать, а не кому-то) «нарезать» по три гектара, но мы с Ниной оказались обделенными: нам досталось всего два.

Пользуясь вначале правом первого выбора, мы с моей любушкой - хозяюшкой все просчитали: чтобы было удобно и красиво и ограничили задворки своей «фазенды» неглубокой безымянной речушкой с теплой и прозрачной водой. Ибо по ту сторону речки был лес, а лесники, как известно, торгуют не гектарами, а кубометрами.

Для наших же новых соседей закон был не писан (многие из них были и народные избранники, и те, вестимо, сами эти законы пишут) и они прихватили еще по гектару леса: грибы, ягоды и ажурные мостики (один лучше другого) через голубое диво.