Молитва об Оуэне Мини

Ирвинг Джон Уинслоу

На изрытой колеями грунтовой подъездной аллее мистер Мини сказал:

— Я тебе кой-чего показать хочу — это в гранитной мастерской.

Я не заходил в гранитную мастерскую с того самого дня, как Оуэн хирургическим способом добыл мне освобождение от армейской службы. Когда Оуэн приехал домой на Рождество — а в 19б7-м он встретил свое последнее Рождество, — то провел в гранитной мастерской много времени, помогая отцу, который, как обычно, не успевал с заказами или что-нибудь напортил. Оуэн несколько раз зазывал меня в мастерскую попить вместе пива, но я уклонялся от его приглашений. Я все еще с трудом приноравливался к жизни без правого указательного пальца и подозревал, что при

виде алмазного диска у меня внутри все перевернется.

Тот рождественский отпуск прошел для Оуэна тихо и спокойно. Мы три или четыре дня подряд отрабатывали «бросок»; конечно, мое участие в этом занятии сводилось к минимуму, но я по-прежнему должен был ловить мяч и отпасовывать его обратно Оуэну. Палец не причинял мне особых неудобств, что очень радовало Оуэна. И я подумал, что с моей стороны было бы недостойным жаловаться на трудности, какие я испытывал в других делах — когда писал или ел, например; ну и конечно, когда печатал на машинке.

Само Рождество для Оуэна выдалось довольно унылым. Он не слишком часто виделся с Хестер. Кажется, он обиделся на ее реплику, сказанную за пару месяцев до этого, что она не желает приходить к нему на похороны. И все, что происходило после Рождества, ускорило дальнейшее охлаждение в их отношениях. Хестер, начиная с января, когда Маккарти выдвинул свою кандидатуру в президенты от Демократической партии, становилась все более и более нетерпимой в своем неприятии войны. «Кому он собирается морочить голову? — спросила Хестер. — Из него такой же кандидат в президенты, как и поэт!» Затем в феврале свою кандидатуру выставил Никсон. «Вот так все и катится псу под хвост!» — констатировала Хестер. В одну из недель того месяца армия США понесла самые большие потери за все время войны во Вьетнаме — за одну неделю там погибло 543 американца! Хестер послала Оуэну ядовитое письмо: «У тебя там, видимо, трупов уже до хрена — даже в твоей Аризоне! Затем в марте Бобби Кеннеди тоже решил баллотироваться от Демократической партии. В тот же месяц президент Джонсон сказал, что не будет добиваться переизбрания. Хестер расценила отказ Джонсона как победу «Движения за мир»; месяц спустя, когда Хамфри объявил, что кандидатом будет он, Оуэн Мини написал Хестер: «НЕЧЕГО СКАЗАТЬ, ХОРОША ПОБЕДА ДЛЯ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ДВИЖЕНИЯ — ПОГОДИ, ТО ЛИ ЕЩЕ БУДЕТ!»

Мне кажется, я понимаю, что он делал: он помогал ей разлюбить его прежде, чем его не станет. Хестер не могла знать, что видит его в последний раз, — но он-то знал, что больше с ней не увидится.

Все это занимало мои мысли, пока мы вместе с этим идиотом мистером Мини подъезжали к гранитной мастерской.

Надгробие оказалось необычно большим, но вполне простым по форме.

1-Й Л-НТ ПОЛ О. МИНИ-МЛАДШИЙ

После имени стояли даты — точные даты его рождения и смерти, — а под датами простая надпись по-латыни, означающая «во веки веков».

IN AETERNUM

Меня возмутило, что мистер Мини захотел мне показать надгробие, но я продолжал неотрывно смотреть на камень. Надпись была выполнена в соответствии со вкусом Оуэна — его любимым шрифтом, — и фаски по бокам и сверху отличались исключительным изяществом. Судя по тому, что рассказывал Оуэн, и из того, что я сам видел раньше — взять хоть грубые следы алмазного диска на мамином надгробии, — я не представлял, что мистер Мини, оказывается, может работать столь тонко и искусно. Также я не имел понятия, что мистер Мини знает латынь. Вот Оуэн — это да, это естественно, он ведь всегда хорошо учился. Моя культя отозвалась дергающей болью, когда я сказал мистеру Мини:

— Какая тонкая у вас получилась работа с алмазным диском.

—

Это не моя, это его работа! — откликнулся мистер Мини. — Он сделал все это, когда приезжал домой в отпуск. Потом накрыл его и не велел смотреть. Сказал: покуда я жив, чтоб никто не смотрел.

— Так вы что, просто добавили дату — дату его смерти? — спросил я; но у меня внутри что-то перевернулось — я уже знал ответ.

— Да ничего я не добавлял! — воскликнул мистер Мини. — Он знал эту дату. Я-то думал, ты и сам все знаешь.

В самом деле, я ведь «все» знал — к тому времени я успел заглянуть в его дневник и убедиться, что он всегда знал точную дату. Но теперь эта дата, четко высеченная на его могильной плите, уже не оставляла никакого места для сомнений. В последний раз он приезжал домой в отпуск на Рождество 1967 года; стало быть, он закончил свое собственное надгробие больше чем за полгода до смерти!

— Ну-у, если ты способен поверить мистеру Мини… — вздохнул преподобный Льюис Меррил, когда я рассказал все это ему. — Ты ведь сам говоришь, он чудовищно суеверен, а жена его, может, с самого детства слабоумная. То, что они могли поверить, будто Оуэн родился от «непорочного зачатия», просто чудовищно! Но то, что они потом стали ему об этом еще и рассказывать — такому маленькому и впечатлительному, — это куда возмутительнее, чем любое «невыразимое оскорбление», которое, как постоянно говорил Оуэн, нанесла его родителям католическая церковь. Хочешь, поговори об этом с отцом Финдли!

— А с вами Оуэн об этом говорил? — спросил я.

— Да все время, — ответил пастор Меррил, раздраженно отмахнувшись. — Со мной, с отцом Финдли — почему, ты думаешь, Финдли простил ему надругательство над святой для него статуей? Отец Финдли прекрасно знал, какой чушью эти чудовища-родители потчевали Оуэна все эти годы!

— Но вы-то сами что сказали Оуэну обо всем этом? — спросил я.

— Разумеется, я не сказал, что считаю его вторым Христом! — воскликнул преподобный мистер Меррил.

— Разумеется, — согласился я. — Ну а он что сказал?

Преподобный Льюис Меррил нахмурился. Он начал заикаться.

— Оуэн М-м-мини не то чтобы очень в-в-верил, что он второй Иисус, но он спросил меня, если я мог поверить в одно н-н-непорочное зачатие, почему я не могу поверить в другое?

— Да, это вполне в его духе.

— Оуэн в-в-верил, будто все, что с ним с-с-случается, имеет особое п-п-предназначение — будто Б-б-бог хотел придать истории его жизни определенный с-с-смысл. Бог в-в-выбрал Оуэна, — сказал пастор Меррил.

— А вы в это верите? — спросил я его.

— Моя вера… — начал было он, затем вдруг осекся. — Я думаю… — начал он снова, затем снова замолк. — Очевидно, Оуэн Мини был н-н-наделен некими с-с-способ-ностями пред-д-двидения; образы б-б-будущего — это не такое уж исключительное дело, знаешь ли, — сказал он.

Я разозлился на преподобного мистера Меррила за то, что он сделал из Оуэна Мини то же самое, что так часто делал из Иисуса Христа или из самого Бога — объект для «метафизических спекуляций». Он превратил Оуэна Мини в научную загадку, и я ему прямо об этом сказал.

— А тебе хотелось бы считать Оуэна и все, что с ним произошло, ч-ч-чудом — ведь так? — спросил меня мистер Меррил.

— А разве в этом нет никакого чуда? — ответил я вопросом на вопрос. — Вы ведь не можете не согласиться, что все это, по крайней мере, выходит за рамки обычного!

— Ты говоришь, как настоящий новообращенный, — снисходительно заметил мистер Меррил. — Я бы постарался не смешивать свое г-г-горе с подлинной — религиозной верой…

— А мне кажется, вы сами не очень-то верите! — в запальчивости выдал я.