Молитва об Оуэне Мини
Шрифт:
В церкви Благодати Господней я склонил голову и постарался отогнать подальше свою злость. Лучший способ остаться одному в церкви — это задержаться там после воскресной службы.
На этой неделе я разглагольствовал перед своими школьницами на тему «смелого начала». Я сказал, что, если бы книги, которые я им задаю, начинались хотя бы вполовину так же вяло, как их письменные работы по «Знаменитым последним словам» Тимоти Финдли, они бы в жизни не продрались ни через одну из них! Я воспользовался романом Финдли, чтобы пояснить им, что я понимаю под «смелым началом», — я взял ту шокирующую сцену, где отец приводит своего двенадцатилетнего сына на крышу отеля «Арлингтон», чтобы
Что я имею в виду, спросил я своих нерадивых учениц, когда говорю, что их работы, как правило, «начинаются» после четырех, а то и пяти страниц туманного блуждания в поисках мысли для подходящего начала? Если у них уходит на это четыре или пять страниц, не кажется ли им, что лучше взять и переписать работу, начав ее прямо с четвертой или пятой страницы?
О, молодежь, молодежь — где ваш вкус к юмору? Я едва не плачу, когда мы проходим Троллопа, и меня уже мало заботит, что девчонки сами, похоже, едва не плачут, когда я заставляю их читать этого автора. Я особо расписываю им прелесть «Барчестерских башен». Но преподавать Троллопа девчонкам из поколения эпохи телевидения — все равно что метать бисер перед свиньями. От всех этих назойливо-бестолковых видеоклипов их бедра, головы и даже сердца тут же приходят в движение; но вот начало четвертой главы нипочем не вытянет из них ни смешка.
«О происхождении преподобного мистера Слоупа мне почти ничего не известно. Утверждают, что он прямой потомок того знаменитого врача, который помог появиться на свет мистеру Т. Шенди, и что в юности он благозвучия ради вставил в свою фамилию «у», как поступали до него многие великие люди» [46] .
Хоть бы один смешок! Но как же колотятся и ухают их сердца, как ритмично раскачиваются их бедра, как мотаются туда-сюда их головы, а глаза закатываются под самый лоб, совершенно исчезая в глубинах их маленьких легкомысленных черепушек, стоит им только услышать Похотливую Самку, не говоря уже о том, чтобы увидеть всю эту бессвязную чепуху, которая сопровождает фонограмму ее последнего видеоклипа!
46
Перевод И. Гуровой.
Нетрудно понять, почему мне потребовалось побыть в одиночестве в церкви Благодати Господней на Холме.
На этой неделе я на уроке «канлита», как выражается наша язва мисс Прибст, читал своим девчонкам из тринадцатого класса «Спутники Юпитера» — этот чудесный рассказ Элис Манро. Я слегка волновался, когда читал рассказ, потому что одна моя ученица — Ивонна Хьюлетт — оказалась в ситуации, слишком похожей на ту, в которой оказалась главная героиня рассказа: ее отец лежал в больнице и готовился к рискованной операции на сердце. Я вспомнил, что случилось с отцом Ивонны Хьюлетт, только когда начал читать «Спутники Юпитера» всему классу. Остановиться или взять другую вещь было уже поздно, и я продолжал. Кстати, это вовсе не жестокий рассказ — наоборот, он греет, если не сказать — обнадеживает, тех детей, у которых родители попали в больницу с больным сердцем. Но все равно, что я мог сделать? Ивонна Хьюлетт совсем недавно пропустила целую неделю занятий, когда у ее отца случился сердечный
Что же я за бестолочь такая? — подумал я. Мне хотелось прервать чтение и сказать Ивонне Хьюлетт, что все закончится хорошо — хотя и не имел никакого права давать ей подобные обещания, особенно насчет ее бедного отца. Господи, ну и положеньице! Я вдруг почувствовал, что напоминаю себе своего отца, — я ведь сын своего несчастного отца, подумал я. Затем я пожалел о том зле, которое ему причинил. На самом деле в конце концов все получилось правильно — вышло так, что я оказал ему услугу, чего я вовсе не собирался делать.
Оставив пастора в ризнице одного, я забрал с собой бейсбольный мяч и вышел на улицу, размышляя, что он будет говорить на похоронах Оуэна Мини. Когда я поехал повидаться с Дэном Нидэмом, то сунул мяч в «бардачок» своей машины. От ярости я не соображал, что мне делать — вплоть до того, рассказывать вообще Дэну или нет.
Вот тогда-то я и спросил Дэна Нидэма — он ведь никогда не отличался особой религиозностью, — зачем он так настаивал, чтобы мы с мамой перешли в другую церковь, ушли из конгрегационалистской церкви и стали епископалами.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Дэн Нидэм. — Ты же сам все это придумал!
— Постой-постой, а ты что имеешь в виду? — пришла моя очередь удивиться.
— Твоя мама сказала мне, что у тебя все друзья в епископальной церкви. В частности, Оуэн, — сказал Дэн. — Она сказала, что ты просил ее, нельзя ли перейти в другую церковь, чтобы можно было ходить в воскресную школу вместе с друзьями. В конгрегационалистской церкви, сказала она, у тебя друзей нет.
— Это мама так сказала? — переспросил я. — А мне она говорила, что мы оба должны стать епископалами, чтобы быть в одной церкви вместе с тобой, — ты ведь епископал.
— Вообще-то я пресвитерианин, — заметил Дэн. — Хотя это не так уж важно.
— Значит, она солгала нам, — сказал я.
Помолчав, он пожал плечами.
— Сколько тебе тогда было? — спросил Дэн. — Восемь, девять, десять? Может, ты просто не все помнишь как следует.
Я раздумывал некоторое время, не глядя на него. Затем сказал:
— Вы ведь долго были помолвлены, перед тем как поженились. Где-то, наверное, года четыре, если я правильно помню.
— Да, около четырех лет — все верно, — насторожился Дэн.
— А почему вы так долго ждали, чтобы пожениться?
– спросил я. — Вы ведь оба знали, что любите друг друга, разве нет?
Дэн оглядел книжные полки на скрытой двери, ведущей в потайной подвал.
— Твой отец… — начал он и запнулся. — Твой отец хотел, чтобы она подождала.
— Зачем? — удивился я.
— Чтоб ей не сомневаться. Насчет меня, — ответил Дэн.
— Да ему-то что за дело было до этого? — вскрикнул я.
— Вот. Точно то же самое я говорил твоей маме: ему до этого нет никакого дела… если только она сама во мне не сомневается. Конечно, она не сомневалась! Как и я, впрочем.
— Почему тогда она сделала так, как он велел? — спросил я Дэна.
— Из-за тебя, — сказал мне Дэн. — Она хотела, чтоб он пообещал никогда тебе не признаваться. А он все никак не соглашался дать такое обещание, если она не подождет с замужеством. Нам обоим пришлось ждать, пока он не дал слова никогда не заговаривать об этом с тобой. На это ушло четыре года.
— А я всегда думал, что мама сама рассказала бы мне, если бы не погибла, — сказал я. — Я думал, она просто ждет, пока я вырасту, а потом скажет.