Молитва отверженного
Шрифт:
Карлсон моргнул.
— Что?..
— Прости, Мурзилка, — с сожалением в голосе проговорил Шон. — Но тут наши дорожки расходятся.
Мурзилка протянул дрожащую руку, и Шон на всякий случай отошел подальше.
— Ты убил бы меня. Не сейчас, так завтра, — сказал он. — Я знаю, что с тобой разговаривали по поводу заказа на меня, предложили хорошую сумму. Ты начал сомневаться. Мне это известно.
Карлсон попытался перевернуться на бок, захрипел.
— Я не могу так рисковать. И потом, ты стал просто невыносим, — осуждающе сказал
Его брови удивленно поползли вверх, когда он увидел, что напарник начал подниматься.
Карлсон свободной рукой кое-как снял с себя приспособление с окровавленным винтом и похрипел:
— Значит, мы подохнем тут вместе.
Заработал мотор, и Малыш еле успел отпрыгнуть в сторону, чудом не попав под винт.
— Уважаю силу! — заявил он, хмыкнул, забежав сбоку, воткнул мачете в бок раненому напарнику и провернул лезвие по часовой стрелке.
Моторчик с пропеллером вывалился из пальцев Мурзилки и со стуком покатился по полу.
Умирающий сказочник издал хлюпающий звук, устало прикрыл веки и прошептал:
— Ты обманул меня с пальцем.
— Все верно. Обманул, — признался Шон. — Я буду тебя помнить, — тепло прибавил он, сунул руку в карман, нащупал там начатую упаковку жевательной резинки. — Кстати, о долге. Эта жвачка, правда не клубничная, но пусть хоть такая. Не хочу быть твоим должником в столь торжественный момент. — Малыш сунул пластинку в рот, слегка разжевал, с удовольствием ощущая мятный привкус. — Держи, мой хороший, — прошептал он, склоняясь над лицом Мурзилки.
Тот был уже мертв.
Сказочник покатал языком влажный шарик и бережно протолкнул его в полуоткрытый рот приятеля.
— Теперь прощальный поцелуй. — Шон облизнул солоноватый от пота и крови подбородок напарника.
Тут Карлсон неожиданно открыл глаза, разинул рот и словно акула впился зубами в нижнюю губу Шона.
Саша потрогал рану. Боль нарастала медленно. После удара она походила на едва заметную рябь на поверхности тихого моря. Сейчас он чувствовал легкое волнение.
«Потом начнется шторм. А после него — цунами», — подумал он и прошептал:
— Нет. Я должен жить.
«Конечно. Иначе Таня пропадет без тебя», — прошелестел внутренний голос.
Руки были липкими и теплыми. Противное ощущение. Он нахмурился.
«Как я дотронусь такими руками до Тани, своей любимой супруги? Ей будет неприятно!»
Саша вздохнул и встал на колени. Каждой мышцей, любым сосудиком и косточкой он ощущал невероятную усталость. А еще у него снова болела голова.
«Неоперабельная опухоль, дружище!»
Вот засада! От одного слова «неоперабельная» его бросало в дрожь.
«Словно ты пьешь сок, а тебе в рот вдруг с хлюпаньем падает полудохлый таракан, который все еще шевелит лапками, да?»
«Да. Но я должен идти. Там моя любимая. Судя по завываниям
Саша пополз к жене.
Шон в священном ужасе глядел на круглые глаза Мурзилки, в которых тлело торжествующее возмездие. От умирающего сказочника исходили запахи пота, табака и крови.
— Мурзилка, друг, отпусти, — прогундосил Шон и вскрикнул, когда зубы Карлсона сомкнулись еще плотнее.
По шее Малыша потекла горячая кровь, он завизжал. Из глаз хлынули слезы.
— Больно, — ныл Шон. — Больно, больно!.. — Левой рукой он нащупал мачете, скосил глаза и гнусаво пообещал: — Я отвезу тебя к врачу.
Мурзилка молчал.
— Ты слышишь меня? Открой рот, братишка! — Шон ткнул ножом в живот приятеля.
Зубы не разжались.
Сказочник хныкал, беспорядочно кромсал клинком тело напарника, теперь уже по-настоящему мертвого. Глаза Мурзилки остекленели. Его истерзанное тело вяло колыхалось от каждого нового удара, напоминало медузу, тающую на берегу, которую детвора закидывает камнями.
— Пожалуйста, — скулил Шон. — Не надо!..
Из носа Малыша потекли сопли, смешиваясь со слезами.
Он поднял перед собой мачете и попытался просунуть лезвие между зубами Мурзилки, но оно все время соскальзывало.
К тому же он несколько раз поранил самого себя и теперь уже не ныл, а ревел во весь голос:
— Я ненавижу тебя! Господи! Ты гадкий, противный!.. — Шон проклинал себя на все лады за то, что решил подурачиться напоследок со жвачкой. — Я отрублю тебе голову, говнюк, — хлюпая сопливым носом, пригрозил он.
Мурзилка равнодушно смотрел на него безжизненными глазами.
«Менты!»
Эта робкая мысль будто случайно проскользнула в голову Шона, бившегося в истерике. Точно так же смущенно заходят на дискотеку прыщавые ботаники, стесняющиеся собственной тени.
Но от правды никуда не деться. Если стражи порядка хватятся этих двоих, которые валяются в подвале, то они вышлют сюда дополнительный наряд. Тогда к Малышу стопроцентно придет маленький, но хорошо откормленный пушистый зверек. Полный песец.
«Если легавые уже сюда не едут», — угрюмо подумал Шон, и эта мысль повергла его в панику.
Он вновь поднял перед собой мачете и завыл.
«Нет-нет!.. Но сирены ведь мне не послышались? Кажется, полицейская машина уже свернула с трассы и через пять минут будет здесь. Что делают волки, попавшие в капкан? Иного выхода, похоже, у меня нет. Это будет быстро и безболезненно. Губа и так почти оторвана».
— Ты так любишь меня, да? Мурзилка? — спросил он, хлюпая кровью, которая не переставая текла из разорванного рта. — Ты не хочешь отпускать меня? Но мы не подходим друг другу, слишком разные. Я знаю способ, как нам расстаться. — С этими словами сказочник зажмурился, крепче сжал мачете и начал отрезать свою губу.