Молитва по ассасину
Шрифт:
Грянул дружный хохот.
Ракким не шевелился. Этот умрет первым, за ним — остальные.
«Черный халат» резко развернулся и снова прошел мимо, ничего не заметив.
— Заплати информатору. Мелкими купюрами. Затолкай их ему в рот, чтобы брюхо раздулось. Пусть подавиться своими деньгами. Пусть узнает цену провала.
Шаги стихли. Свет погас. Дверь закрылась. В темноте Ракким нашел Сару.
38
Перед вечерним намазом
— Это я.
— Мне нужно поговорить с Сарой.
— Что вы узнали об ассасине?
— Я
Рыжебородого явно устраивали затяжные препирательства, однако бывший фидаин не мог позволить ему такого удовольствия. Чем дольше длился их разговор, тем больше у главы службы безопасности появлялось шансов вычислить их место нахождения. Ракким не попался на его удочку, он просто передал трубку Саре.
— Привет, дядя. — Она уставилась на далекий паром, медленно пересекавший пролив Барака. Закатное солнце выкрасило воду в цвета ржавчины. Ее розовато-пестрая трикотажная рубашка с капюшоном и мешковатые штаны в тон составляли неброский наряд в стиле сельского ретро — последний крик моды среди модернов. Они сидели на скамейке, прижавшись друг к другу, и любовались великолепной панорамой. Как приятно было оказаться на свежем воздухе после замкнутого пространства тоннелей.
— Я же сказала, со мной все в порядке. Мне двадцать шесть лет, и я способна принимать решения самостоятельно. — Она прикусила нижнюю губу, слушая Рыжебородого. — Дядя, в данный момент чувство стыда мне мало чем может помочь. — Сара повернула лицо к Раккиму. — Это невозможно. Да, я люблю тебя, но так не поступлю. Передай Ангелине, что со мной все в порядке. А еще скажи, что я молюсь, как положено. — Она протянула телефон бывшему фидаину и показала ему язык.
Мимо них по проложенным вдоль берега рельсам катился трамвай. Коротким маршрутом в основном пользовались туристы.
— Твоя очередь.
— Никаких оборотней мы не нашли.
— А место не перепутали?
— Обнаружили сгоревшую машину, как ты и говорил, но оборотней поблизости не было. По крайней мере, пригодных для допроса.
Ракким помолчал.
— Сколько?
— Мои люди насчитали семнадцать трупов. Только оборотни. Оставшиеся в живых, если такие были, очевидно, сбежали, пока мы добирались до их лагеря. Скорее всего, рассеялись по лесу, потому что их машины и вещи остались нетронутыми. Коробки, набитые часами, солнцезащитными очками и спорттоварами. Я сам отправился туда на вертолете, как только получил первый доклад. Бегло осмотрел лагерь и нашел следы отъезжавшего автомобиля. С полным приводом. Ну а потом мы двинули вниз по склону и наткнулись на сгоревший «кадиллак». Жуткое зрелище. Семнадцать оборотней — серьезное достижение даже для ассасина.
— Может, Старейший нацепит ему медаль.
Рыжебородый промолчал. Трамвай отправился в обратный путь, и до Раккима долетел слабый звон колокольчика.
— Ты должен заставить Сару вернуться домой. Позволь мне самому разобраться со Старейшим, — произнес глава службы безопасности. — Мне удавалось держать его в страхе в течение двадцати лет…
— Но теперь ты не способен его остановить.
Рыжебородый хмыкнул.
— Не тебе говорить, на что я способен.
— У тебя нет людей, способных справиться с этой проблемой, а тем, которые есть, ты все равно не доверяешь. Если бы ты мог управиться со Старейшим, то не стал бы просить меня найти ее.
— Возвращайтесь домой. Иначе она погибнет.
Ракким
— Я предложил ей покинуть страну. Она отказалась.
— В этом она похожа на мать. Ее тоже невозможно было уговорить.
— Я видел ибн-Азиза. По крайней мере, я думаю, что видел его. — К трамваю подъехали три машины. Четвертая перегородила рельсы, и трамвай, заскрежетав колесами, остановился. Часть людей, выскочивших из автомобилей, ворвались в вагон через передние двери. Другие блокировали задние. Один из них очень напоминал рябого щеголя, прижарившего Раккима шокером в день финала «Суперкубка». Расстояние не позволяло определить с точностью, Стивенс там или кто другой, однако бывший фидаин надеялся именно на это.
— Могу только дать совет позаботиться о собственной безопасности, дядя. Мне кажется, что ибн-Азиз уже объявил вам войну.
— Лучше он, чем Оксли.
Всего час назад Ракким купил в Зоне преобразователь сигнала. У того самого специалиста по электронике, который извлек из часов Сары микрочип и предложил за него тысячу долларов. Тяжкое преступление для всех, кто принял в нем участие.
Передатчик отправлял сигнал телефона на небольшое устройство, спрятанное Раккимом в салоне трамвая, причем параметры сигнала, при помощи которого осуществлялась связь, отличались от параметров сотового лишь более высокой мощностью.
— Позвоню, когда будет новая информация.
— Тебе не удастся перехитрить Старейшего — по крайней мере, самостоятельно.
Люди Рыжебородого выводили из трамвая туристов и подвергали тщательной проверке.
— Откуда такая уверенность. Я только что перехитрил вас, а вы гораздо умнее его, — Ракким разорвал соединение.
Лучи заката позолотили волосы Сары. Муэдзин с минарета Великой мечети созывал правоверных на вечерний намаз. Они сидели на скамейке, прижавшись друг к другу, и наблюдали, как агенты службы безопасности обыскивают трамвай. Ничем не оправданная бесцеремонность. Признак бессилия.
Набирая номер личного телефона Марди, Ракким не спускал глаз с нового рекламного шедевра джихад-колы. Стоявшую рядом Сару, казалось, охватило полное оцепенении.
На торжественное открытие собралась огромная толпа, не меньше пяти тысяч человек. Она даже выпирала на примыкавшие к площади улицы. В царившей на Пайонир-сквер давке Раккиму не составило особого труда выудить сотовый из кармана какого-то зазевавшегося модерна. Отличный аппарат с интерактивным растровым дисплеем последней модели.
— Это я.
— Что случилось?
Модерны вокруг завопили и разразились аплодисментами. Над площадью повисла голограмма размером с трехэтажный дом, причем создавалось четкое впечатление, будто она обладает бесконечной глубиной. Фундаменталисты раскачивались и шептали молитвы, впав в экстаз, вызванный грандиозным зрелищем. Даже Сара открыла рот от восхищения.
— Что там за шум? — спросила Марди.
Толпа пришла в восторг, конечно, не из-за голограммы — голографическая реклама существовала уже в течение двадцати лет. Их воодушевило изображение. Ислам не одобрял воспроизведение лиц и тел, в том числе и для рекламы, а потому дизайнерам приходилось показывать лишь само изделие и надеяться завладеть вниманием потребителей посредством ярких красок и замысловатых шрифтов. Жалкая подмена зрительных образов и еще одна причина экономического застоя.