Молодежь семидесятых
Шрифт:
Встречи с сотрудниками госбезопасности назначались по телефону, а проходили в гостиничных номерах. От меня нужна была информация, а я же старался наоборот — дезинформировать. К Епишину тоже часто приходили на работу. Он работал электриком недалеко от ГУМа, в самом центре Москвы, в очень удобном месте.
Но и сотрудники госбезопасности не были всесильными. Помню, мы надеялись поехать заграницу на конференцию: я, Епишин и Федичкин. Нам было обещано, что выпустят. Но в последнюю минуту пришел отказ. Поехал Женя Русский из иностранного отдела.
В Совете церквей к встречам с сотрудниками спецслужб относились строго отрицательно. Ни выпить чаю, ни съесть бутерброд было нельзя. Это считалось предательством. Любая попытка утаить встречу с представителями власти приравнивалась к предательству.
Конечно, властям было чем заинтересовать верующих и склонить их к сотрудничеству: от свободы до зарплаты в КГБ.
Сотрудники КГБ интересовались иностранными миссионерами, которые всегда проявляли
Все в черных повязках — комитет холостяков. Похороны женившегося председателя.
Конечно, миссионеры привозили иногда и какие-то вещи, и жвачки, обладавшие для нас тогда несоразмерным своей истинной ценности значением. Естественно нас интересовала и звукозаписывающая аппаратура, и мы установили контакты с некоторыми другими миссионерскими организациями, например, «Славянской миссией» (Швеция), миссионерскими организациями из Германии. Приезжали их миссионеры нечасто — два–три раза в год, но то были интересные встречи. Тогда же миссионеры стали завозить в СССР в обложках книг советские рубли (в нескольких книгах, не привлекая внимания органов, можно было провести несколько тысяч рублей). Эти деньги шли на поддержку молодежной деятельности. Получив доступ к этим деньгам, наша активность заметно возросла.
Все в шапках, холодно однако. Слева направо : Кораблев, Жуликов, Семченко, Кузнецов (младший).
Конечно, органы не дремали. Помню, как ко мне на работу в строительное управление приехали дюжие ребята. Меня привезли домой, где уже во всю шел обыск. Продолжался он долго. Дело в том, что группа миссионеров — двое шведов — попались на границе в Бресте при попытке вывезти из страны несколько кассет, моих писем, предназначенных Ярлу Пейсти.
Обыск продолжался с утра до полуночи, после чего меня повезли в Раменское к Стрельникову, в чьем доме находилась студия звукозаписи: магнитофоны «Bucher», микрофоны, стойки. Адрес звукозаписи сообщили представителям органов безопасности иностранцы. В общей сложности сами они провели тогда в заключении почти год. Они назвали все адреса, которые посещали: мой адрес, адрес Анатолия Власова. Тогда для меня дело посадкой не закончилось — меня посадили через несколько лет. После этого в «Огоньке» даже была напечатана пасквильная повесть, где главный герой был написан с меня. Вообще я стал героем где-то 20 ругательных книг при советской власти.
Во время обыска у меня забрали что возможно. После этого этапировали в Минск, где сидели шведы. Мне хотели устроить с ними очную ставку. Я признал их показания, потому что не видел смысла отказываться от того, что они показали на допросах. Признаюсь, и элемент испуга присутствовал — все-таки это было мое первое заключение под стражу.
Вез меня в поезде сотрудник КГБ Юрий Александрович. Он надеялся меня в дороге разговорить, но у него ничего не получилось. Он привез меня и спросил, где я буду ночевать. Денег на гостиницу не было. КГБ оплатил только билет. В итоге, со шведами я так и не встретился — такой необходимости не было. Мне потом пересказали, что одному из шведов был задан вопрос: что еще вы сделали для верующих России? Он сказал, что передал мне 600 немецких марок. Для него эта сумма ничего не значила, а для меня — это был верный срок за валютные операции. Но я сказал, что денег от него не получал, а попросил его в магазине «Березка» купить видеокамеру. Ее следователи так и не нашли. Все это я узнал от следователя. Вообще на следствии я узнал от него, больше, чем он от меня. Он так потом и сказал: «Александр Трофимович, ума не приложу как, но вы очень много узнали, сидя здесь, в кабинете. У меня просьба — держите язык за зубами». Это
После свадьбы в 1972 году уехал на заработки в г. Шадринск, Курганской обл. Вернулся с бородой. Слева: Давид- хороший человек. Очень хороший человек. Умер примерно в 1975 году.
Помню, я собирался переночевать у одной верующей, но она, узнав, по какому делу я приехал в Минск, сказала, что не может меня принять. В 11 часов вечера я ушел на улицу. Где-то все-таки переночевал. В конце концов, меня все-таки отпустили.
ГЛАВА 5. Воспоминания Александра Федичкина
Александр Федичкин
Группа МГУ, или «московская группа учащихся» при Центральной баптистской церкви, состояла в основном из детей верующих родителей, которые были друзьями еще в 50–е годы прошлого века. Они сами были детьми верующих родителей и, в основном, в Москву приехали из других городов после войны. Это была семья Кочетковых: Георгия Ивановича и Натальи Герасимовны (их дети Татьяна, Елена, Ирина), семья Фатеевых: Николая Степановича и Марии Илларионовны (их дети Александр и Виктор), семья Федичкиных: Василия Прокофьевича и Антонины Елисеевны (их дети Александр и Владимир, то есть я и мой брат) – именно эти люди составляли основу группы. Позже к группе стали присоединяться наши друзья. Например, дети Вениамина Леонтьевича и Нины Владимировны Федичкиных — Людмила и Любовь. Мы собирались как друзья чуть ли не с 12 лет. А потом на Рождество, то ли 65–го, то ли 66–го года, собрались у Кочетковых после богослужения и решили, что пора нам собираться отдельной группой. Мы решили, что лучший способ общаться — это вместе петь. В церкви в то время уже существовал 3–й хор — молодежный. Мы, будучи музыкантами, решили петь на четыре голоса. Девушки пели первыми голосами, парни — тенором и басом. К нам через некоторое время добавились Виктория Викторовна Петрова (Мажарова) и Галина Борисовна Мордовина, ее отец, Мордовин Борис Павлович был знакомым наших родителей и служил в свое время регентом хора Центральной церкви, до Леонида Федоровича Ткаченко. Также через некоторое время в нашу группу вошли Александр Скринчук, Наталья Покидова, Люся Стрельникова и Ирина Тимченко (сегодня она руководит хором Центральной церкви). Таким образом, этот круг детей–друзей и составил основу группы МГУ. Так наша группа называлась потому, что практически все ее члены учились в вузах. К 1967 году мы уже довольно активно несли служение. У нас сохранились фотографии 1968 года, на которых мы ездим по Подмосковным церквям и посещаем церкви. Я с года 63–го по инициативе моего отца ездил во Фрязево и помогал там Бодовскому Василию Тимофеевичу организовывать хор, потому что у меня было музыкальное образование.
Временами к нам в группу приходили новые люди, но они не задерживались. Мы, братья, пытались пригласить новых членов, после богослужения выходили к тому месту, где пел хор, — там всегда толпилась молодежь, в том числе и гости церкви. На тот момент в церкви существовало несколько групп: группа Епишина, группа Семченко, самая многочисленная группа церкви. Возможно, при отборе людей в нашу группу срабатывал какой-то культурно–интеллектуальный фильтр, все-таки в основном мы все были студентами. Наша группа была небольшой — человек 12, максимум 15. Так дела обстояли до того момента, пока в Москву не приехал Евгений Семенович Гончаренко. Это уже было после 1974 года, когда я вернулся из армии. В мое отсутствие группа продолжала существование. (При коллективном руководстве группу все равно почему-то называли группой Александра Федичкина). После того, как образовался 3–й молодежный хор с регентом Гончаренко, каждая группа направила в него своих представителей. Члены нашей группы были самыми подготовленными.
Мы все понимали, что у каждой группы есть своя специфика. Думаю, что о каком-то противостоянии, соперничестве говорить не приходилось. Николай Епишин работал, в основном, с приехавшими на работу, с теми, кого звали «лимитчики». Это были люди постарше, приехавшие в Москву издалека: с Украины, из Белоруссии. Александр Семченко собрал вокруг себя в основном московские семьи пролетарского происхождения. Наша группа объединяла московские интеллигентские семьи. Ни одна группа не была слишком большой, поэтому мы проводили совместные походы, выезды. Была какая-то внутренняя деятельность, но также были общие дела, которые координировал Молодежный совет, созданный со временем. На уровне руководителей мы никогда не противопоставляли группы друг другу, даже когда появилась четвертая группа — Веры Петровны Блиновой. Это была группа младшей молодежи, они существовали и росли рядом с нами, и мы всегда ее воспринимали как одну из молодежных групп церкви.