Молодость Людовика ХIV
Шрифт:
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
Венсенский лес. Налево, так называемый, дуб св. Людовика. Направо группа деревьев, а за ними грот из переплетенных веток и вьющихся растений.
ЯВЛЕНИЕ 1-е.
Король, королева, Филипп, Мазарини, принцесса Генриэтта, Мария Манчини, графиня де ла Мот, граф де Гиш, герцог Грамон, оба Вильруа, Данжо, Вилькье, Беринген, пажи и
(Все эти лица разделены на группы. Одни сидят, другие лежат, третьи разговаривают стоя, Пажи прислуживают. Первая группа, под дубом св. Людовика, состоит из королевы, принцессы Генриэтты, графини де-ла-Мот, Бсрнуена и Шевалье-де-Лорен. Вторая группа направо, состоит из короля, Филиппа, Марии Манчини, графа де-Гиш, маркиза Вильруа и графа Данжо. Третья группа — Мазарини, герцог Грамон, герцог Вильpyа и Вилькье. Две или три другие группы пополняют картину. На траве разосланы ковры, на которых разные блюда, стаканы, бутылки и проч. Охотничий завтрак приходит к концу.)
Мария (вполголоса, показывая на Данжо, который что-то записывает в книжке), Любопытно было бы узнать, ваше величество, что такое пишет Данжо. Я готова пари держать, что это новый мадригал в честь вашей пассии, графини де-ла-Мот д'Арженкур, которая таким зверем смотрит на нас издалека. Даже королева, и та заметила ее суровые взгляды и, если не слышит наш разговор, то, по крайней мере, следит за каждым нашим движением.
Кор. Во-первых, вам лучше, чем другим известно, что графиня де-ла-Мот в настоящее время для меня более не существует. Хотя и еще и не совсем король, но все-таки во мне бьется королевское сердце и, так как она любила или еще любит Шамаронда, то, конечно, потеряла всякую цену в моих глазах. А во-вторых, благодаря тайному агенту, передающему мне все, что делается при дворе, я прекрасно знаю, что никогда Данжо и не думал писать стихов. Итак… остается только удивляться, что такая ужасная ложь могла вылиться из прелестных уст Марии Манчини.
Мар. Изысканное и любезное опровержение моих слов, достойное гостиной маркизы Рамбулье.
Фил. А что, Гиш, приятно тебе вечно слышать разговоры о любви?
Гиш. Приятно самому говорить, послушать других не совсем,
Мар. Я не понимаю, как вы хотите, чтобы я знала, нравится ли вам еще графиня де-ла- Мот и сочиняет ли Данжо мадригалы или пет.
Нор- Вы должны это знать, потому что женщина никогда не ошибается на счет внушенного ею чувства, а ее взгляд легко усматривает любовь в глубине сердца влюбленного, как индеец видит жемчужину в глубине морской пучины.
Мар. О! да вы поэт, ваше величество! Я уверена, что если вы захотите, то сразу напишете стихи не хуже присяжных рифмоплетов.
Фил. Как ты об этом думаешь, Гиш?
Гиш. Еще бы. На то он и король. Для него нет ничего невозможного. Впрочем, поэзия — как женщина, легко становится кокеткою и изменницею.
Кор. Гиш! Берегись! Если ты еще раз будешь дурно отзываться о женщинах, то я тебя куда-нибудь сошлю.
Гиш.
Фил. Я в стихах ничего не смыслю и, признаюсь, мне гораздо более нравятся кружева и драгоценные камни. Но, несмотря на то, все-таки скажу, что последние стихи Ля-Фельада из рук вон плохи.
Мар. Вы читаете Ля-Фельада? А! впрочем понимаю!. , Вероятно ваш гувернер заставляет вас учить эти стихи, когда он вами не доволен,
Фил. Ну, напрасно вы так думаете. Вот уже два года, как при мне нет более гувернера, и теперь, слава Богу, никто уже меня не наказывает. Разве вот кардинал, по своей скупости, отказывает мне иногда в деньгах на покупку вышивок и галунов. Кстати, племянница нашего дядюшки, какие на вас сегодня чудные английские кружева!
Мар. Это подарок королевы Генриэтты.
Фил. Бедная тетушка! Может еще делать подарки! Значить господа Кромвель, отец и сын, не все еще от нее отняли.
Гиш. Ну, теперь пустились в политику!
Фил. Что это значит, Гиш, ты как будто- бы всем сегодня недоволен?
Мар. О! Граф желает только намекнуть вашему высочеству, что вы забыли о стихах Ля-Фельада.
Фил. Да. Мне сегодня утром говорил Мольер, что эти стихи положительно ниже всякой критики, потому что рифмы в них более, чем слабые.
Вильруа. Ля-Фельад знатного рода. ваше высочество, и, конечно, не обязан коптеть над рифмами, как какой-нибудь мещанин.
Мар. Л мы все-таки не знаем, что пишет Данжо, стихи иди-прозу?
Кор. А вот мы сейчас у него спросим. Данжо! Подойди-ка сюда.
Дан. Весь к услугам вашего величества!
Кор. Графиня говорит, что ты пишешь стихи, а и утверждаю, что ты пишешь прозою.
Фил. А может быт и совсем ничего не пишешь,
Кор, Кто из нас прав?
Дан. О! разумеется вы, как и всегда, ваше величество!
Кор. Берегись, Данжо! Некоторые особы всегда должны быть правыми против меня, даже когда ошибаются.
Дан. Звание историографа запрещает мне всякую ложь.
Фил. А в особенности всякую лесть.
Дан. Я лишу исторические заметки, а история никогда не пишется стихами.
Кор. А — ты бы прочел нам из того, что настрочил.
Дан. Позвольте мне сначала окончить фразу.
Кор. Кончай, кончай!
Гр. Ля Мот (Анне Австрийской). Посмотрите, ваше величество, он ни на минуту не спускает с нее глаз.
К-ва. Увы, дитя мое, две недели тому назад, в Париже, мне слово в слово говорили тоже, и про вас.
Ля-Мот. Вы меня извините, ваше величество, но вам, конечно, трудно понять…
К-ва. Отчего же? Оттого, что я в три раза старше вас, не правда ли?… Но со временем вы сами убедитесь, что женское сердце никогда не стареет и что ему до самой смерти все те же двадцать лет.