Молодость с нами
Шрифт:
лавировать в этом потоке. Толкая встречных, она выбегала на мостовую, чтобы их обогнать. Оля смотрела ей
вслед и думала: как хорошо, видимо, там, куда так спешит человек. Сама она, Оля, никуда не спешила. Она
медленно брела среди людей, слышала неразборчивый говор, смех, выкрики, шорох и шаркание подошв. Ей
показалось, что кто-то из идущих впереди нее заговорил очень знакомым голосом. Она насторожилась.
— Нет, отец, — говорил знакомый голос, — ты этого
с человеком, в котором ошибся. Это значит сознательно закопать в землю свои способности.
Оля узнала голос Георгия Липатова. Так этот модник, в широкополой шляпе, сдвинутой на один глаз, с
тросточкой в руках — это отец Георгия. Оля решила было отстать от Липатовых, но ей захотелось послушать, о
чем так горячо философствует Георгий.
— Но ведь она же у тебя беременна, — сказал Липатов-отец.
Оля поняла, что это сказано о Люсе, и, сама не зная почему, покраснела. Она почувствовала, что
покраснела, потому что лицу ее, шее, ушам стало жарко, как перед раскрытой печкой.
— Что ж такого, — ответил Георгий. — С каждой рано или поздно это случается.
— Рано или поздно, — пробурчал Липатов-старший. — Не хочешь ли ты, чтобы мы с матерью платили за
тебя алименты? Тебе еще добрых два года пребывать в твоей аспирантуре и получать — сколько там — пятьсот,
шестьсот?..
— Это ничего не значит, я пойду преподавать в техникум, мне предлагали. Сам сумею платить что надо.
Они некоторое время шли молча. Потом старший сказал, как бы с сожалением:
— Такая милая девушка…
— Ты ее не знаешь, вот она тебе и милая.
— Родители…
— Про родителей можешь не говорить, — перебил Георгий. — Если хочешь знать, ты у них называешься
не иначе как “наш пьяница”.
— Это я знаю.
— И тебе приятно?
— Нет, неприятно. — Липатов-старший помолчал и добавил: — В общем-то твое дело, тебе виднее, мама
всегда будет рада видеть тебя снова дома.
Он, кажется, даже зевнул, сказав эти равнодушные слова, и Оля поняла, что участь Люси Иванченко
решена. Она кинулась вперед и с такой силой схватила за рукав Липатова-младшего, с такой силой рванула его,
что он оказался перед нею лицом к лицу.
— Георгий! — крикнула она. — Георгий, ты подлец! — Оля понимала, что произносит не те слова,
которые бы нужны, но никакие иные не находились. — И мы поступим с тобой так, — продолжала она, — как
ты заслуживаешь. Ты не комсомолец, ты…
Она с ужасом видела, что вокруг уже собирается толпа, уже ухмыляются какие-то парни и девицы; может
быть, они думают про нее, что она устраивает тут сцену ревности
Она бросилась бежать, как недавно бежала Тамара Савушкина, но совсем не потому, что ее манило
домой, а потому, что чувствовала: еще минута — и она надает по щекам и Георгию и его равнодушному папаше.
Оля остановилась только на набережной Лады, недалеко от моста. Лед на реке лежал темный, и от него
несло полыньями, по нему уже не ходили. И ветер вдоль Лады летел сырой, весенний, из низких туч даже
капало что-то вроде дождя, но еще не дождь, — от него только леденели тротуары и делалось невыносимо
скользко. Оля прислонилась к бетонному парапету и склонила голову так, как недавно склонял свою отец, когда
старичок в обрезанных валенках сказал ему, какой марки сталь испортили заводские сталевары. Но там была
сталь, сталь, ее можно переварить и исправить. А кто же исправит Люсину жизнь? Она, Оля, сделать это не
сможет, нет, нет, не сможет.
Перед нею возникли Нина и Маруся, которых она не сумела помирить, только еще более озлобила, за
ними встала Тамара, которая так и ускользнула из института. Вот теперь Люся, которую Оля не умеет защитить
от пошлого, дрянного, мерзкого человечка. Все они вместе совершили в Олином мозгу какой-то странный круг,
еще повернулись, еще… Ломая ногти, Оля едва удержалась руками за парапет и, чтобы противостоять страшной
силе, которая тянула ее упасть навзничь — затылком о ледяные, скользкие камни, налегла на холодный бетон
грудью.
— Ишь, — услышала она над собой старушечий голос, — напоили-то сердешную. Беспутная ты,
беспутная. Поднять юбчонку да выдрать тебя под первое число.
Старушка постояла, постояла и побрела дальше, шаркая подошвами. Оля ничего ей не ответила. Не
могла.
3
У Павла Петровича не было того дара, с помощью которого счастливцы, таким даром обладающие, не
теряются ни в какой обстановке, ни при каких обстоятельствах, — дара всегда быть уверенным в своем
превосходстве над окружающими. Обладатель такого бесценного качества вдруг на крыльях этого своего
превосходства, внушенного ему или еще папашей с мамашей, или уже им самим, а то и неосмотрительными его
начальниками, возносится до весьма и весьма крупных постов. Нередко, совсем нередко случается, что высокие
руководящие организации растрачивают свою коллективную мысль и энергию на то, как же, мол, быть с
директором такого-то завода, с человеком, возглавляющим такой-то театр, а иной раз продвинувшимся и