Молодой человек
Шрифт:
Я не ушел. И никто не ушел. Все будто прилипли к своим теням и ждали. И она пришла. Они молча провожали ее до зеленой калитки. И поздно ночью они стояли напротив дома, на другой стороне улицы, и молча смотрели на ее окошко, в котором горел свет и мелькала тень. И от их вздохов летели листья и, желтые, падали на дорогу. И когда погас свет, они все еще стояли и ждали, глядя на темное окно, а потом разошлись в разные стороны, не сказав друг другу ни слова.
10. Что
Такой был ясный, солнечный день, с синим-синим небом, с золотистой паутиной над красными георгинами. Только что появились первые фланирующие франты. В длинных, обтянутых в талии пиджаках, они шли друг за другом, как журавли. Собирались толпы вокруг лотерейных столиков, и усатый дядька из «Охраны материнства и младенчества», свекольный нос которого к этому времени стал фиолетовым, лениво бормотал:
— Коньяк можно выиграть… какао «Стелла» можно выиграть, амура-купидона…
Я подошел и стал наблюдать игру.
Вот сорвали целый ряд. Остался одинокий лепесток.
«Тут 1 копейка». Я видел ее сквозь этот бумажный лепесток, обнаженную, одинокую, заветную, выигрышную.
Я лениво протянул руку:
— А ну-ка, попробую счастья…
И сорвал лепесток.
Но что случилось? Там стояла чужая, странная, как жук, черная цифра — 99. И она была живая, она жужжала. Мир завертелся, и замелькал, и зажужжал — 99… 999… 9999… Я стал ртом хватать воздух.
— У меня нет таких денег, — сказал я.
— А ты думал, одна копейка, да? — Лотерейщик схватил меня за руку: — Попался!
— Я не попался! — закричал я.
— Ах ты мазурик! Ты работаешь в типографии и знаешь карты!
— Я не мазурик. Я не работаю в типографии! — кричал я.
— А что ты, ясновидец?
— Я не ясновидец.
— Так, может, ты гипнотизер?
— Я не гипнотизер.
— А откуда ты знал выигрыши? — кричал лотерейщик, держа меня за воротник. — Вот скажи, пусть все слышат, ты, шулер!
— Так это же так просто! — сказал я.
— Вы слышите? — закричал он как зарезанный. — Просто! Хотел бы я знать, как это просто!
— Я запоминаю карты, — сказал я.
— Как это ты запоминаешь? — От неожиданности он даже отпустил мой воротник. — Нет, вы только послушайте, что он говорит! А кто тебя научил?
— Никто меня не научил.
— А почему никто, кроме тебя, не догадался?
— А я виноват? Разве я виноват, что никто не догадался?
— Вы слышите, он еще не виноват! Ах ты, фальшивомонетчик!
— Ничего подобного! — кричал я.
Он потащил меня сквозь толпу. Он тащил меня, я упирался. Все глядели на меня.
Милиционер стоял на углу и не шевелился. Он стоял как памятник, и казалось, не только автомобили, извозчики, но даже облака в небе застыли и ждали, пока он откроет им дорогу.
И вдруг в какой-то момент, точно щелкнула в нем пружина,
— Куда вы меня тащите? — кричал я. — Я ничего не сделал.
— Сделал или не сделал, сейчас посмотрим. Сейчас распотрошим тебя.
Милиционер смотрел поверх наших голов и не видел нас. Меня подвели к нему вплотную. Блеск пряжки, на которой играло солнце, ослепил меня, я почувствовал военный запах ремня и кобуры.
— Кто такой? — спросил постовой со своей красной милицейской высоты.
Лотерейщик стал криком объяснять, что я сделал, и почему меня привели, и что надо предпринять, и все, что приходило ему в голову.
— Тихо! — приказали с высоты.
Он замолк.
— Пусть мальчик сам объяснит, кто он такой.
— Кто ты такой? — закричал лотерейщик, будто я был глухой. — Ну, скажи, ты кто?
— Никто.
— Вот видите, вот видите, какой шулер!
Я не знаю отчего — от пережитого страха или от собравшейся вокруг и глазеющей на меня толпы — мне стало противно все: и лотерейные карты, и какао «Стелла», и американская «Имша», и радость выигрыша, стало жаль потерянного времени и своих мечтаний.
«Пусть это только пройдет, — думал я, одновременно боясь взглянуть на окружавшую меня толпу, — вот сейчас, сейчас пройдет, и я больше не буду. Пусть только пройдет! Увидите! Увидите!» — неистово уверял я кого-то, клялся самому себе и всему свету.
Как в огне, сгорало в этом охватившем сердце раскаянии все азартное, пенное, наносное.
— Охматмлад! Ты знаешь, что такое охматмлад? Охрана материнства и младенчества, — назидательно говорил лотерейщик, глядя на меня жуликоватыми глазками. — А ты крадешь у них — у матери и младенца!
— Тихо! — снова изрекли с высоты. — Тихо, и чтобы я больше вас никогда не видел. Баста!
11. Неожиданные встречи
Как они нашли меня в этом большом городе — непонятно, но они стояли передо мной, оба маленькие, оба круглолицые, пузатые. Я знал этих людей. Там у нас, на Комиссаровской, у своих собственных домов, они были важные, недосягаемые, как банкиры или доктора. А тут показались мне вдруг жалкими, никому не нужными и смешными в своих белых жилетках и парусиновых картузах.
Не знаю уж, каким я им показался, но, поглядев на меня, они оба покачали головами.
— Ну, и как ты тут?
— Ничего.
— Очень плохо?
— Хорошо.
— Видим, — сказали они оба в один голос. И вручили мне маленькую, зашитую белыми нитками, в холстинке посылочку.
— Ладно! — сказал я.
— А что передать? — спросили они.
— Все хорошо.
Мне хотелось плакать.
— А где ты все-таки живешь? Скажи по крайней мере свой адрес.
— Адреса пока нет, — сказал я.