Молодой Ленинград 1981
Шрифт:
Но вот прошел приблизительно месяц, и на имя Семена почтальон принес денежный перевод на сумму пятьдесят восемь рублей семьдесят семь копеек, а вечером в тот же день, когда Журавлевы сидели в избе за самоваром, чай пили, к дому подъехал знакомый «рафик».
— Никак Пашку привезли?! — заглядывая в окно, обрадовалась Зинаида.
Они вышли с Семеном во двор. Дрессировщица уже шла им навстречу.
— Принимайте свою Прасковью, — засмеялась она, показывая рукой на роющуюся у забора Пашку, — в целости и сохранности вам доставила.
Семен
Дрессировщица прошла в избу. Там она попросила Семена расписаться в каких-то бумагах, поинтересовалась, получил ли он перевод, сообщила, что съемки закончились и завтра киносъемочная группа уезжает в город.
— Ну а как хоть там наша Пашка вела себя? — улыбаясь, спросил Семен.
— Прекрасно, — ответила дрессировщица. — В нескольких эпизодах снялась. Очень способная она у вас, легко с ней было работать. Другие свиньи такую программу обычно за полгода усваивают. Вот, пожалуйста, могу продемонстрировать…
Она приоткрыла в сени дверь и позвала:
— Паша! Паша!
Тотчас на крыльце раздался топот копытец и в горницу вбежала Пашка.
Дрессировщица достала из кармана брюк кусочек сахару, поднесла его к Пашкиному пятачку и произнесла:
— Паша! Вальс!
Пашка подняла пятачок к сахару и завертелась.
— Господи! — всплеснула руками Зинаида.
— А еще мы вот что умеем делать, — сказала дрессировщица.
Она скатала в рулон лежащий на полу у порога половик и положила его перед Пашкой. Толкая рулон пятачком перед собой, Пашка быстро его развернула.
— Во дает! — удивился Семен.
Затем по просьбе дрессировщицы Семен придвинул к столу стоящий в углу сундук, а Зинаида поставила на стол блюдце с молоком.
— Але! — крикнула дрессировщица, ударив ладонью по сундуку.
Пашка тотчас вспрыгнула на сундук и, упершись на передние ноги, поерзав, села на зад. Дрессировщица попросила у Зинаиды ее белую косынку с головы и, приговаривая: «Мы едим опрятно, не как какие-нибудь свиньи», повязала ее вокруг Пашкиной шеи. После этого Пашка приблизила морду к блюдцу и с хлюпаньем его опорожнила.
— Ну умора! — ахнула Зинаида.
Семен от изумления только покрутил головой.
Потом Пашка, получая от дрессировщицы легкие шлепки по заду, прыгнула несколько раз туда и обратно через скамейку.
— Браво, Паша, браво! — похвалила ее дрессировщица и вздохнула: — Ну, мне пора. — Голос у нее дрогнул. — Прощай, Паша! Не рассталась бы я с тобой, если б все от меня зависело… — она похлопала Пашку по
Затем, попрощавшись с Семеном и Зинаидой, быстро, без оглядки вышла из избы. Слышно было, как она с силой хлопнула дверцей автобуса и нажала на полный газ…
Журавлевы взглянули на стоящую перед ними посреди избы свинью.
— Это надо ж, — улыбнулся Семен, — даже не верится…
Он взял из вазочки на столе конфету, поднес ее к Пашкиному пятачку и неуверенно произнес:
— Ну-ка, Паша, потанцуй… вальс!
Пашка закружилась. Семен с Зинаидой засмеялись. Потом под хохот хозяев Пашка разворачивала половик и прыгала через скамейку.
— Ты смотри, смотри, что делает! — хохотал Семен.
— Ой, не могу! — держась за живот, стонала от смеха Зинаида.
— Паша, але! — хлопнув по сундуку рукой, крикнул Семен, подражая во всем дрессировщице.
Пашка, все еще с косынкой на шее, проворно уселась за стол. Зинаида налила из самовара в блюдце остывшего чаю, и Пашка с готовностью его выпила.
— Еще, еще подлей! — утирая слезы, смеялся Семен.
И опять Зинаида, надрываясь от хохота, наливала Пашке чаю.
Вдруг Семен замолк и остолбенело уставился на свинью. Лицо у него вытянулось.
— Ну а дальше-то что? — проговорил он.
— Как что? — не поняла Зинаида.
— Что мы дальше-то делать с ней будем? А? Она ж теперь вон какая стала… интеллигентная… — Семен хотел еще что-то добавить, но только безнадежно махнул рукой.
Но Зинаида теперь догадалась, о чем речь, и лицо ее, обращенное к Пашке, стало вдруг жалостное и испуганное. Прикрыв ладонью рот, она опустилась на табурет и закачала головой. Хозяйственные планы Журавлевых безнадежно рушились.
— Связались на свою голову с кино с этим, — после молчания процедил Семен, даже с каким-то остервенением глядя на Пашку, которая в свою очередь, моргая длинными белесыми ресницами, спокойно и невозмутимо смотрела на хозяина.
Так и сидели они втроем с Пашкой за самоваром, и когда, смирившись с мыслью, что прогадали, Журавлевы готовы были начать смеяться над собой и над восседающей напротив свиньей, дверь в избу открылась и на пороге появилась и так и остолбенела на месте злополучная Нинка Филиппова — мало того, что завистливая, но к тому же еще и самая насмешливая и ехидная баба в деревне.
КОЛДУНЬИ
Каждую субботу после бани бабка Марья в светлой косыночке, в ватнике, с большим белым тазом под мышкой, сгорбившись в три погибели, семенит по дороге в конец деревни.
— Вон уж бабка Марья к Кирилловне почесала, — глядят в окно деревенские, — а мы еще в бане не были… Это надо ж, и таз с собой потащила!.. И чего они по субботам, как заговорщики, вдвоем у Кирилловны собираются?
— Колдуют старые, — пошутит кто-нибудь, — чего ж им делать еще?!