Молодые львы
Шрифт:
– После того боя, – продолжал Брейлсфорд, – эти мерзавцы не дают мне прохода. Знаешь, ведь я не хотел подписываться на том листке. Но они уверяли меня, что это только шутка, что он ни за что не станет драться с десятью самыми крупными парнями в роте. Я ничего не имел против этого еврея. Я не хотел драться. Да я и не умею. Каждый мальчишка в нашем городе, бывало, побивал меня, хотя я был большого роста. Какого черта, разве это преступление, если не любишь драться?
– Нет.
– К тому же я не могу долго сопротивляться. Когда мне было четырнадцать лет, я болел воспалением легких и с тех пор быстро устаю. Врач меня даже освобождает
– Правда, – согласился Майкл.
– Этот Аккерман прямо бешеный, – продолжал Брейлсфорд, – хоть маленький, а до чего злой. Не люблю связываться с такими людьми. В конце концов, он же разбил нос в кровь даже Доннелли, правда? А ведь Доннелли дрался в «Золотой перчатке». Чего же, черт побери, можно ожидать от меня?
– Ладно, – сказал Майкл, – все это я знаю. Что еще ты хотел сказать?
– Мне все равно житья не будет в этой роте. – Брейлсфорд отбросил зубочистку и печально уставился на пыльный плац. – А сказать я хотел то, что и тебе житья здесь не будет.
Майкл остановился и резко спросил:
– Что такое?
– Только ты да тот еврей обошлись тогда со мной как с человеком, – сказал Брейлсфорд, – и я хочу помочь тебе. Я хотел бы помочь и ему, если бы мог, честное слово…
– Ты что-нибудь слышал? – спросил Майкл.
– Да, – ответил Брейлсфорд. – Его поймали прошлой ночью на острове Губернатора в Нью-Йорке. Запомни, что никто об этом не должен знать – это секрет. Но я-то знаю, потому что все время сижу в ротной канцелярии…
– Я никому не скажу. – Майкл сокрушенно покачал головой, представив себе Ноя в руках военной полиции, одетого в синюю рабочую форму с большой белой буквой Р [52] , нанесенной по трафарету на спине, и шагающего впереди вооруженной охраны. – Как он себя чувствует?
52
Начальная буква английского слова prisoner (заключенный).
– Не знаю, ничего не говорят. Колклаф дал нам на радостях по глотку виски «Три перышка». Вот все, что я знаю. Но я не об этом-хотел тебе сказать. Дело касается самого тебя. – Брейлсфорд сделал паузу, явно предвкушая эффект, который он сейчас произведет. – Твое заявление о зачислении в офицерскую школу, – произнес он, – то, что ты давно подавал…
– Ну? Что с ним?
– Оно вчера пришло обратно. Отказано.
– Отказано? – тупо переспросил Майкл. – Но я прошел комиссию, и я…
– Оно вернулось из Вашингтона с отказом. Двое других ребят из нашей роты приняты, а ты нет. ФБР сказало «нет».
– ФБР? – Майкл пристально посмотрел на Брейлсфорда, подозревая, что это хитро задуманная шутка, что его разыгрывают. – Причем же здесь ФБР?
– Оно проверяет всех, и тебя проверили. Они говорят, ты не годишься в офицеры: нелоялен.
– Ты меня разыгрываешь?
– На кой черт мне тебя разыгрывать? – обиделся Брейлсфорд. – Хватит с меня шуток. ФБР говорит, что ты нелоялен, вот и все.
– Нелоялен. – Майкл в раздумье покачал головой. – В чем же это
– Ты красный, – сказал Брейлсфорд, – они нашли это в твоем личном деле, «в досье», как говорят в ФБР. Тебе нельзя доверять сведения, которые могут быть полезны для врага.
Майкл рассеянно смотрел на плац. На пыльных островках травы лежали солдаты, двое лениво перебрасывались бейсбольным мячом. Над опаленной рыжей землей и увядшей зеленью под легким ветерком трепетал на мачте звездный флаг. А где-то в Вашингтоне сидел за столом человек, который в то время, возможно, смотрел на такой же точно флаг на стене своего кабинета, и этот человек спокойно и безжалостно записал в его личное дело: «Нелоялен. Связан с коммунистами. Не может быть рекомендован».
– Испания, – сказал Брейлсфорд. – Это имеет какое-то отношение к Испании. Мне удалось подглядеть в их бумажке. Разве Испания коммунистическая?
– Не совсем.
– Ты когда-нибудь был в Испании?
– Нет, я помогал организовать комитет, который отправлял туда санитарные машины и консервированную кровь.
– На этом тебя и поймали, – сказал Брейлсфорд. – Тебе этого не скажут. Скажут, что у тебя нет необходимых командирских качеств или что-нибудь вроде этого, но я говорю тебе правду.
– Спасибо, – сказал Майкл, – большое спасибо.
– Чепуха! – воскликнул Брейлсфорд. – Хоть ты обращаешься со мной как с человеком. Послушай меня. Постарайся добиться перевода. Если уж мне не будет жизни в этой роте, то тебе тем более. Колклаф помешан на красных. Теперь до самой отправки за океан тебя будут гонять в наряд на кухню, а в наступлении тебя первого пошлют в разведку. Я и цента не поставлю на то, что ты выйдешь оттуда живым.
– Спасибо, Брейлсфорд. Постараюсь воспользоваться твоим советом.
– Конечно, – сказал Брейлсфорд. – В армии надо уметь спасать свою шкуру. Будь уверен, здесь никто о тебе не позаботится. – Он достал другую зубочистку и принялся ковырять в зубах, время от времени рассеянно сплевывая. – Помни, – предупредил он, – я не говорил тебе ни слова.
Майкл кивнул головой, и Брейлсфорд ленивой походкой направился вдоль плаца в ротную канцелярию, где ему не было жизни.
Издалека, через тысячи миль гудящих проводов, Майкл услышал слабый металлический голос Кэхуна.
– Да, это Томас Кэхун. Я согласен оплатить вызов рядового Уайтэкра…
Майкл закрыл дверь телефонной будки отеля «Ролингз». Он совершил длительную поездку в город, потому что не хотел говорить по телефону из лагеря, где кто-нибудь мог подслушать его.
– Говорите, пожалуйста, не больше пяти минут, – предупредила телефонистка, – другие ждут.
– Хэлло, Том, – сказал Майкл, – не думай, что я обеднел, просто у меня не оказалось нужных монет.
– Хэлло, Майкл, – приветливо ответил Кэхун. – Не беспокойся, я убавлю на эту сумму свой подоходный налог.
– Том, слушай меня внимательно. У тебя нет знакомых в Управлении культурно-бытового обслуживания войск в Нью-Йорке, из тех людей, что ставят пьесы, организуют развлечения в лагерях и так далее?
– Есть кое-кто, с кем я постоянно работаю.
– Мне надоело в пехоте, – сказал Майкл, – не попытаешься ли ты устроить мне перевод? Я хочу уехать из Штатов. Подразделения этой службы чуть не ежедневно отправляют за границу. Не можешь ли ты меня устроить в одно из них?
На другом конце провода наступила короткая пауза.